– Смутно, – смущенно улыбнувшись, призналась Ксюша. Но, бросив взгляд на Машу, заметила, что та собралась, как спортсмен перед прыжком. «Она-то все поняла, – усмехнулась про себя Ксюша. – Кто бы сомневался!»
– Если кратко, – кивнул Ксении доктор, – в подсознании хранятся все ваши воспоминания. И с помощью гипноза мы могли бы их извлечь на поверхность.
– Насколько она гипнабельна? – повернулась к нему Маша.
Психолог пожал плечами:
– Я еще ни разу не гипнотизировал Елену Алексеевну. Но мы можем попробовать помочь ей войти в состояние транса.
– Как? – подалась вперед Ксюша.
– Вы же точно знаете год и даже месяц, к которому ее отсылаете, – пожал плечами Трофимов.
– Запахи. Она очень к ним тропна, – кивнула Маша. – Нам надо воссоздать, хоть частично, запахи квартиры в 1959-м.
– Вы правы! – врач встал, прошелся взад-вперед по коридору. – Но лучше бы не только запахи, а еще и звуки, свет. Надо понимать, что люди, подобные ей, крайне чувствительны к малейшей смене обстановки – ведь она уже несколько десятков лет безвылазно живет в этих стенах.
– А вот тут, я думаю, вы ошибаетесь, – не выдержала Ксюша. – Мне кажется, что Пирогова нашла способ покидать больницу.
– Это маловероятно, – мягко улыбнулся ей психолог. – Больные ее типа не имеют права самостоятельно выходить на улицу.
– Не имеют, но выходят, доктор, – Маша встала. – Если бы это было не так, вряд ли она опознала бы редкие духи, выпущенные ограниченным тиражом пару лет назад. Да что там – даже узнать отдушку крема для рук и сорт мыла ей было бы не под силу.
* * *
После долгих дискуссий Ксения дала себя уговорить: хорошо, пусть сеанс гипноза пройдет в ее квартире. Она и сама понимала, что лучшего места, чтобы вернуться в прошлое, не существует. Но все ее существо противилось приходу этой злобной ведьмы с молодым, будто застрявшим вне времени, лицом в тот дом, который она уже привыкла считать своим. «Следственный эксперимент пятьдесят лет спустя», – думала она, поеживаясь и до последнего надеясь, что у Маши не получится организовать выезд Пироговой «на дом» в машине «Скорой помощи» в сопровождении санитара и психолога. Но у Маши, как всегда, все получилось. Сама она пришла к Ксюше заранее – часов в десять утра. Ее жилье, в последнее время полное друзьями и родственниками, опустело: мать, отчим и Ника – все убежали на работу. А они с Машей задумчиво обошли квартиру: комнатки Ксении Лазаревны больше не существовало – стены были снесены еще московскими, предшествующими Ксении, владельцами, пространство объединилось с той каморкой, где обитала после институтского распределения Ксюшина бабушка, Ирина Аверинцева. Сама же Ксения жила сейчас в комнате Пироговых и планировала организовать в бывших двух комнатушках большую ванную комнату с окном и гардеробную.
– Сюда ее вести бессмысленно, – сказала она Маше.
– Согласна.
Маша медленно прошла по коридору – от входной двери до кухни. Посмотрела на Ксюшу, та кивнула. Коридор, этот позвоночник, логическая организация всей квартиры, оказался наиболее сохранен и, как следствие, наилучшим образом подходил для их целей.
– Надо принести сюда стулья. И раскладушку – если он захочет ее уложить во время гипноза, – предложила Ксюша.
– Хорошо. И вот еще, – Маша забрала от двери объемный пакет. Вынула из него старенький переносной магнитофон с сидиромом. Потом двойной диск. «Песни нашей молодости» – гласил заголовок. На обложках дисков фигурировал коллаж из черно-белых фотографий исполнителей, из которых Ксюша опознала только Магомаева и Бернеса. Далее из Машиного пакета появились: духи «Красная Москва», мыло «Земляничное» в выцветшей обертке, банка квашеной капусты, пачка папирос «Беломор», пакет с надписью «Нафталин» производства Солнечногорского завода полимерных изделий и коробка с красно-синей этикеткой, на которой был изображен пенистый таз. «Стиральный порошок «Новость», – прочла Ксения. – Применяется для мытья натурального и искусственного шелка, шерсти, меха, фетра, трикотажных изделий».
– Где ты это раздобыла? – спросила она, поставив коробку на место.
Маша довольно улыбнулась:
– Ну, во-первых, ты не представляешь, сколько в Интернете сайтов, торгующих подобным старьем – для ностальгирующих по советской эпохе. А во-вторых, я нашла на Васильевском острове чудесный маленький музей повседневной культуры Ленинграда, посвященный двум послевоенным десятилетиям в истории города. Там мне все и присоветовали.
– И как… – запнулась Ксения, глядя на все выложенное великолепие, – мы это будем использовать?
– В коридоре должно пахнуть так, как в 1959-м. Или хотя бы похоже.
– Предлагаешь распрыскать повсюду духи «Красная Москва»?
– Да. И не только. Ароматы должны смешиваться, быть сложными, как в духах: верхние ноты, ноты сердца, ноты базы. Положим нафталин в карманы пальто. Помылим мыло для химического «земляничного» благоухания, выкурим папиросу – тогда все мужчины курили, запах курева был повсеместным. – Маша улыбалась, но явно серьезно собиралась мылить, курить и раскладывать по карманам.
– Ясно. А капуста? – Ксения взяла в руки банку. – Капуста-то тебе зачем?
Маша пожала плечами:
– Мы ее потушим. Не может быть, чтобы такой базовый для российской кухни продукт ни разу не использовался во времена ее детства.
– Хорошо, – Ксения послушно понесла банку на кухню. – Еще бы примус найти, чтобы уж совсем по-настоящему.
– Ничего, – Маша вошла за ней следом, а в коридоре уже зазвучало фортепьяно – вступление из старого шлягера. – В интересующую нас эпоху в центре города уже вовсю использовались газовые плиты.
«Всем известно, что морщинки женщин мало украшают, всем известно, что морщинки женщин очень огорчают…» – кокетливо запела из коридора Клавдия Шульженко.
– Бабушка очень ее любила, – улыбнулась Ксюша, вываливая капусту в новую, только что купленную кастрюлю. Символично, – подумала она, мрачнея, – что «гипнотическое» варево, служащее целью вызвать воспоминания у сумасшедшей Елены Пироговой, будет первым, что в ней приготовят.
«Но стараюсь я к морщинкам относиться, не печалясь, ведь они и от улыбок, и от смеха появлялись…» – продолжала Шульженко, и Ксения, поведя носом, почувствовала, как вслед за песней из коридора потянуло сладковатым дурманом «Красной Москвы». И ей показалось, что она сама сейчас выпадет из действительности в навеки исчезнувший мир. Но тут, к счастью, в дверь позвонили.
* * *
– Закройте глаза. Думайте о сне, отбросьте все посторонние мысли. Дышите спокойно, равномерно и глубоко. Ничто вам не мешает, вас не тревожит, не беспокоит. Никакие посторонние звуки вы не воспринимаете. Вы все время слышите мой голос и погружаетесь в сон. Дыхание становится все ровнее, все глубже. Вас охватывает дремота, сонливость… Ваше тело приятно тяжелеет, расслабляется, точно наливается свинцом. Я буду считать, и с каждой цифрой сонливость будет усиливаться. Раз… два…
