Ксения сглотнула и повернулась к Маше:
– А ты что, думаешь?
Маша пожала плечами:
– Пока рано делать выводы.
– Меня мог случайно услышать кто-нибудь из домашних…
– А потом случайно же позвонить Носову-старшему? Ведь это он, Ксюша! Он заметает следы. Безумная Пирогова рядом с Монастыркой. Пьянчужка-Аллочка лицом в Маркизовой Луже. Выпотрошенные архивы. Неизвестные под большим черным зонтом… – Маша бросила взгляд через плечо. Они все еще стояли там, эти двое. Перевела глаза на несуразную фигуру пьянчужки Петровны прямо по курсу. Андрей прав. Бегом отсюда – с этого кладбища, с этого острова, из этого города с его страшной историей.
– Ты хочешь все закончить? – Ксюша продолжала не отрываясь смотреть в массивную спину Носова.
– Нет, – покачала головой Маша. – Напротив, все самое интересное, похоже, только начинается.
Ксения
Обратно они решили выбираться на двух машинах. Ивану она ничего не объясняла, просто села рядом в такси. Маша поехала следом. Сидели не разговаривая – Иван пару раз начинал беседу, но Ксюша просто не в силах была притворяться, что все отлично. В голове крутилась лишь одна мысль: вот человек рядом, от которого идет ровное тепло и еще что-то, отчего смыкается в горле и сжимается все внутри. До такой степени, что она боится посмотреть ему в глаза, чтобы он все там не прочитал. Да что там в глаза, она боится бросить взгляд на его руки, боится случайно прижаться в тесном, пропахшем сладковатой химической отдушкой салоне такси. Ксения отвернулась к окну – они выезжали из Кронштадта на дамбу.
– Ни разу до сегодняшнего дня здесь не был, – вновь попытался завести разговор Иван.
– Я тоже, – Ксения все так же смотрела в сторону.
– Забавно. Помните, как в детстве по радио объявляли: «Вода выше ординара»? И я, хоть и жил с мамой на окраине, где вышедшая из берегов Нева нам уж точно не грозила, обмирал от страха.
Глядя на серую зыбь залива по обе стороны дамбы, Ксения улыбнулась своим воспоминаниям. Она тоже не забыла этих объявлений по радио, часть метеорологической сводки: порывы ветра до двадцати четырех метров в секунду, уровень воды поднялся на метр восемнадцать сантиметров выше ординара…
Дождь перестал, и узкий прорыв в облаках высвободил луч солнца, легший сверкающим лезвием на мелкую пепельную волну.
– И ты думаешь, – сказала Ксения вслух, провожая взглядом блестящую полосу, – если вода поднимется разом во всех каналах, выйдет из гранитных берегов и зальет первые этажи, то можно не идти в музыкалку…
– И как удачно все-таки сложилось, что ты живешь на шестом, – подхватил Иван. Ксения почувствовала, что он улыбается. – Но у тебя есть старая надувная лодка, и если ее только надуть…
– То можно поплыть в школу между домами, будто в Венеции, – Ксюша повернулась и наконец взглянула на него.
– И как же это круто. – Он сидел, откинувшись на спинку и повернув к ней крупную голову, и ухмылялся, скаля зубы в сумраке салона. «Неужели это все-таки он? Он сдал их своему вездесущему папе? Нет, не может быть!» – думала Ксения, не в силах отвести от него глаз. А он внезапно посерьезнел: – Что ты качаешь головой?
Она качала головой? Ксения сглотнула и опустила веки, чтобы отгородиться, не пускать его в себя. «Да он уже в тебе, бродит, как вирус. Поздно отгораживаться».
А вслух сказала:
– Я хочу спать, извини.
И ни один из них не заметил, как они перешли на «ты» без всякого брудершафта.
Минут пятнадцать попритворявшись спящей, Ксюша и в самом деле заснула. Проснулась она от толчка – машина подпрыгнула на ухабе, и Ксения сквозь тень дрожащих ресниц увидела бордовые ворсинки. А чуть приоткрыв глаза, поняла, что заснула в тепле и уюте, потому что он обнял ее, и она лежит у него на груди, пристроившись как раз под подбородком. Щекой на бордовом свитере. Боясь пошевелиться, она осторожно вдыхала его запах и жалела, что она не Леночка Пирогова – никак не разложить ей этот аромат на составляющие. Но продолжала принюхиваться, как животное, подтверждая еще и еще раз: это свой. Родной. Близкий по крови. И почувствовала легкое движение воздуха над затылком и одновременно – почти незаметное пожатие своей ладони, которая, конечно же, лежала все это время в его огромной лапище. Будто он так же втянул носом воздух в миллиметре от ее волос, и это пожатие тоже означает: своя. Моя. Спи.
Но она выпрямилась, отстранилась он него:
– Извини. Я, по-моему, серьезно заснула.
Он усмехнулся, поиграл плечами, будто разминая затекшие члены.
– Ничего. Видишь, как хорошо, что я не занимаюсь спортом?
– А? – Ксения вздрогнула, почувствовав, что порозовела: она думала совсем о другом, неконтролируемо прирастая взглядом к его губам, как глухой – к сурдопереводчику.
– Я не мускулистый, а мягкий, – пояснил он, перебирая ее пальцы в своей руке. – Как деревенская перина.
– Это да, – она повернулась к окну и осторожно отняла руку. – Где мы едем?
– Мы катаемся по центру уже минут десять как, – протянул он обиженно, как ребенок, у которого отобрали сладкое. – Не хотел тебя будить.
Она почувствовала, что улыбается, но сделала вид, будто внимательно провожает взглядом какой-то дурацкий розовый лимузин.
– Поехали домой, – сказала она.
К тебе или ко мне? – хотела она добавить сама или ждала его вопроса. Но он ничего не спросил, и Ксюша продиктовала водителю адрес своей коммуналки.
– Я провожу девушку, – сказал Иван, рассчитываясь с шофером. – Подождете?
– Нет уж, – ухмыльнулся тот, развернув между спинками сидений небритую физиономию с ухмыляющимся лягушачьим ртом. – А то, не дай бог, задержитесь.
И подмигнул, а красная Ксения выскочила из машины в остужающий морозный воздух. «Даже таксист, – думала она, – почувствовал это предгрозовое электричество. Бежать! – приказала себе Ксюша. – Бежать без оглядки!»
– Не надо меня провожать, мне не пять лет! – в раздражении сказала она Ивану.
– После пяти это еще опаснее, – подмигнул он ей. – А интеллигентный кавалер должен проводить девушку до самых дверей.
– Излишняя предосторожность, – она уже вынимала ключи, пискнул замок парадной, Носов толкнул, распахнув перед ней, дверь.
– Прошу.
Ксюша уже ничего не ответила. В голове крутилась одна мысль. Лифт или лестница? Лифт маленький, тесный. Даже если они смогут туда на пару поместиться, одна мысль о таком соседстве заставляла сильнее биться сердце, кровь бросалась к щекам. Нет, лестница безопаснее. Но, уже поднимаясь все быстрее и быстрее по ступеням на свой последний этаж и слыша его шаги, будто поступь Командора за спиной, она поняла, что все бесполезно, конечно же, паникуй не паникуй. И когда он развернул ее к себе, прижав в полутьме к стене – она так и не озаботилась освещением лестничной клетки своего этажа, и слава богу, – Ксения вдруг совершенно успокоилась, чувствуя гулко бьющее в висках и горле сердце. И бесстрашно подняла на него блестящие глаза.
