– Привет, – ответила я, максимально крепко пожав протянутую руку.
– Владан надолго уехал?
«Ну что за район?» – подумала я, а в ответ сказала:
– Кто ж знает.
Алик, сурово нахмурясь, кивнул с пониманием:
– Ну, помогай, Господи, – выдал он, повторяя где-то услышанную фразу.
Я удивилась, не удержавшись, спросила:
– Ты вроде мусульманин, нет?
– Бог един, – заявил Алик с видом заправского проповедника. – А молиться Ему каждый может, как считает нужным. Это, кстати, Владан сказал.
– Ну, если Владан сказал… – вздохнула я.
Об особом здесь отношении к Маричу я уже говорила, однако Алик принадлежал к той категории местных, которые считали моего босса практически святым, и то, что он по улице ходит без нимба над головой, лишь свидетельствует о его скромности и равнодушии к головным уборам.
Если честно, у Алика был для этого повод. Год назад у мальчишки заболела мать, Владан оплатил дорогостоящую операцию. Алик, пока мать была в больнице, жил у родни, но Владан навещал его каждый день, убеждая, что с матерью будет полный порядок. К счастью, все так и закончилось. Только не подумайте, что у моего работодателя тут одни друзья и почитатели, врагов тоже предостаточно.
Наконец я решила отвлечься от личности Марича и перейти к насущному:
– Вчера пацанов здесь видела. Чужих.
– Чужих? – переспросил Алик, в оригинале это должно было звучать как: «без объявления войны враг вторгся на нашу великую Родину…» и далее по тексту. Чужие тут и правда не ходили без особой к тому нужды, в основном в целях собственной безо-пасности.
– Да, – кивнула я. – Я у них футбольный мяч раздавила нечаянно.
– А-а, – обрадовался Алик. – Вчера за школой товарищеский матч был.
– Наши выиграли?
– Продули. Два ноль. Правильно ты этим гадам мяч раздавила.
– Мячи давить в отместку неспортивно. Так, кстати, Владан сказал. А с кем играли?
– С Барсами.
У уличных банд названия были одно другого цветистее, к счастью, ничем особо предосудительным они не занимались, с поправкой на то, что драки, мелкое хулиганство и воровство, тоже мелкое, здесь считалось нормой.
– Они откуда?
– Со Дна.
Тут надо пояснить: район, раскинувшийся вокруг старого рынка, в народе прозывался Ямой из-за своего специфического месторасположения, и название это вполне оправдывал уже совсем в ином смысле. Похоже, власти на него давно рукой махнули. Дно – самая низкая точка Ямы, трущобы, вплотную примыкающие к рынку, что-то сродни фавелам, туда даже местные старались не заглядывать, а шпана считалась и вовсе отмороженной. Неудивительно, что наши парни продули, «водолазы», как звали обитателей Дна, наверняка устроили настоящее побоище.
– У них там Рыжий есть такой, с веснушками. Он мяч нес.
– Рупа, – кивнул Алик.
– Это прозвище?
– Не-а, имя.
– Ладно заливать. Нет такого имени.
– Говорю тебе, есть.
– Допустим, хотя пацан на русского похож. Откуда такая экзотика?
– На рыжее чучело он похож, – хмыкнул Алик. – А русский или нет… Они ж там все вперемешку живут, ты знаешь. Зовут Руперт, это совершенно точно.
«Господи, – мысленно ахнула я. – Как он тут с таким именем и сумасшедшей мамашей в придачу?»
– А мяч ему вроде отец подарил. Хотя никакого отца у него сроду не было. И вдруг нате вам. Рупа на этот мяч только что не молился.
– Отцы иногда появляются, – заметила я миролюбиво, Алик зло хмыкнул.
– Ага. Мамаша кого-нибудь нашла. Сначала мячи дарят, а как приживутся, одни подзатыльники. У Вована из тридцать седьмого дома теперь тоже отец. Вован вторую неделю на чердаке живет.
– Рупу где найти можно?
– Зачем?
– Мячик отдать.
– Здесь он точно не появится.
– Вот и спрашиваю: где его искать?
– Ты дура, что ли, на Дно соваться? – возмутился Алик. – Там одни чокнутые. Без мяча проживет. Вот Владан вернется, тогда и отдашь. Кстати, нам бы мяч тоже не помешал.
– Ваш я не раздавила, так что перебьетесь.
Я отправилась к Тамаре, а Алик пошел дальше по улице.
– О чем с Аликом болтала? – спросила толстуха, лишь только я устроилась за стойкой. Любопытством она отличалась прямо-таки патологическим.
– Спрашивала про одного мальчишку. Я у него вчера мячик раздавила нечаянно.
– Кто-то из наших?
– Алик говорит – из «водолазов».
– Уж не хочешь ли ты туда отправиться? – фыркнула она.
– Между прочим, – разозлилась я, – это просто городской район. Да, не самый лучший, но там живут такие же люди, как и мы.
– Такие люди, как ты, живут в особняках вдоль реки. У твоего папы домишко там находится? А квартирка у тебя в самом центре.
– И что? – хмыкнула я.
– А то…
После этих слов захотелось немедленно на Дно отправиться, однако здравый смысл победил. Болтаться одной по тамошним трущобам не самое ра-зумное занятие. Как же я тогда мяч передам? Я отложила решение этого вопроса на следующий день, но ничего толкового в голову так и не пришло.
К вечеру объявился Бад, и мы отправились ужинать. Напиваться не стали, но время провели приятно. Пару раз я задавалась вопросом: Бад со мной мил и предупредителен из большой дружбы с Владаном или я ему и в самом деле нравлюсь? Выходило по-разному, то мне казалось, что нравлюсь, то становилось очевидным: это просто дружеский треп, и ничего больше. Впрочем, не так уж меня интересовал ответ.
Моя машина осталась возле офиса, куда мы и вернулись ближе к полуночи. Я отправилась домой, Бад сопровождал меня на своем «БМВ», дождался, когда я войду в подъезд, но уехал не сразу, а лишь после того, как я включила свет в кухне и подошла к окну. Он мигнул фарами и отчалил, а я подумала: Бад считает своим долгом, пока Владана нет, меня оберегать и даже развлекать. А может, это Владан его попросил?
Мысли о Мариче вызвали привычное беспокойство, и я, прежде чем лечь спать, долго молилась, взяв с полки купленный в церкви сборник, где оказались молитвы на все случаи жизни.
Последующие дни мало чем отличались друг от друга. Днем я мучилась от безделья, завтракала с Маринкой, обедала с Тамарой. Вечером приезжал Бад, и мы отправлялись в ресторан, в кино, гуляли по набережной. А один раз даже были в театре. Маринка по утрам непременно интересовалась, где мы были накануне, и сияла, как медный чайник. На предложение присоединиться к нам отвечала решительным отказом. Надо полагать, не теряла надежды, что я брошусь в объятия Басаргина и угроза ее счастью наконец исчезнет. Зря надеется. Но огорчать ее не хотелось, и подобные мысли я держала при себе.
