– Да.
– Может, лучше утром?
– К семи часам мне надо вернуться, иначе Лена поймет, что меня нет дома.
Я села на унитаз и продолжила абсурдный диалог:
– А ты где?
– В Москве. Денежный переулок. Это самый центр.
– Да, на Старом Арбате, – машинально подтвердила я.
– Сейчас пробок нет, доедешь за полчаса, – пообещал Антон. – Очень прошу! Мне не с кем посоветоваться, а тут такое…
– Какое? – воскликнула я.
– Не передать словами, – упавшим голосом сказал Шкодин.
– Ты в беде? – уточнила я, вставая.
– Можно и так сказать, – после небольшой паузы согласился собеседник.
– Ладно, сейчас примчусь, – пообещала я.
– Даша, только никому не говори, что отправилась на встречу со мной, – предупредил врач.
– Сомневаюсь, что наткнусь на кого-то в коридорах, – пропыхтела я, натягивая джинсы, которые вчера не убрала в шкаф, а бросила в ванной. – Ночь на дворе, все мирно спят. И я умею молчать. Но как поведет себя твоя жена? Елена может внезапно проснуться, увидеть, что мужа рядом нет, поднять шум…
– У нас разные спальни, – остановил меня гомеопат. – Встречу тебя на перекрестке с Глазовским переулком, у светофора.
– Уже лечу, – заверила я. И правда почти бегом бросилась к машине.
Интересно, чем бы согласились пожертвовать московские водители ради возможности ездить по столице днем так же легко и свободно, как ночью? Лично я ради этого готова навсегда отказаться от шоколада. Хотя… Ладно, ради избавления от многокилометровых пробок могу прожить без конфет год. Правда, это очень большой срок, сладкого точно захочется…
Продолжая думать о всякой ерунде, я петляла по кривым старомосковским улочкам и в конце концов на одном углу увидела одиноко стоящего Антона. А когда притормозила рядом с ним, он показал на серый дом.
– Нам туда. Пятый этаж. Не пугайся лифта, он похож на птичью клетку. Думаю, это стилизация под старину.
– Кстати, о пернатых, – сказала я, когда мы оказались перед дверью из массива дерева. – В вашей семье кто-то их боится?
– Голубей? – уточнил спутник.
– Просто птиц вообще, – ответила я.
Антон отпер створку.
– Да. В детстве на Нину ворона налетела, и мать ее от дочки отгоняла, клювом по руке получила. После того случая терпеть каркуш не может. А Лена суеверная. Короче, птицы совсем не наша семейная любовь.
– Вот это да! – восхитилась я, шагнув через порог и увидев внутреннее убранство квартиры, и вмиг забыла про ворону. – Все великолепие Востока! Дворец Навуходоносора! Ой, потолок тоже золотом расписан… Господи, вешалка в виде голов животных, кажется, у них вместо глаз лампочки…
Антон щелкнул выключателем.
– И правда, морды светятся! – обомлела я. – Сколько здесь комнат? Кто живет в этой жуткой красотище?
Успев задать последний вопрос, я захлопнула рот и принялась себя укорять. Дашенька, почему ты, дорогая, никак не можешь усвоить, что нельзя над чем-то посмеиваться, не узнав, кто хозяин развеселившей тебя вещи?
Давным-давно, в бытность преподавателем, я, увидев в предбаннике кафедры ярко-желтые лаковые женские сапожки с красной молнией и такого же цвета каблуками, назвала их обувью для утки. Причем ляпнула сию фразу в присутствии незнакомой тетушки, которая, похоже, ждала кого-то из профессуры. И что вышло? Та дама оказалась новой супругой нашего ректора, страшно красивые сапоги принадлежали ей. Угораздило же ее снять их и обуться в туфли. Зачем она это сделала? Ответа на сей вопрос я до сих пор не знаю.
Кстати, незнакомая мне мадам в тот момент и бровью не повела в ответ на мое неделикатное замечание. Правда выяснилась лишь после ее ухода; мне, округлив глаза, сообщила ее наша лаборантка. Но в течение двух лет потом мне не выписали ни одной премии, а на следующий день после посещения кафедры ректоршей нам почему-то переделали расписание занятий, и все семинары, которые вела я, оказались первой парой. Болтливой Дашутке пришлось приезжать на службу к семи тридцати двадцать четыре месяца подряд. По двенадцать за каждый сапог.
И ведь не учит меня жизнь! Зачем сейчас я стала хихикать над излишне роскошным интерьером? Вдруг это апартаменты сына Виктора Марковича? Думаю, Антон не станет мстить, как та ректорша, но я могла его обидеть. Фу, как некрасиво…
Я вздохнула и, войдя в гигантскую спальню, попыталась исправить положение:
– Здесь очень уютно. Мило, по-домашнему. Квартиру явно обустраивал человек с хорошим вкусом, вложил в обстановку много денег, сил…
– А по-моему, жуть в парче, – неожиданно разозлился мой спутник.
– Это не твоя квартира? – обрадовалась я.
Антон показал на шторы.
– Смотри, на правой бархатной занавеске золотом вышит месяц, на левой солнце, и повсюду звезды, в центре которых прикреплен «бриллиант», плюс помпезные подхваты с кистями. Я что, похож на человека, который повесит подобное?
– Не очень, – сказала я. – Ух ты, какая кровать! На спинках ангелочки, ножки в виде дворцов… А покрывало под стать занавескам… Ой, глянь, у тумбочек ручки-горгульи, а настольные лампы хрустальные. Потолок зеркальный, одна стена такая же. Мне было бы неуютно спать в окружении зеркал. И телевизор ну уж очень большой.
Антон искоса взглянул на меня, взял пульт, нажал на кнопку. Гигантский экран стал светлым, появилось изображение двух обнаженных мужчин и женщины. Можно, я не стану живописать, чем они занимались? Я зажмурилась.
– Тут не собирались спать, – объяснил сын Виктора.
Я приоткрыла один глаз, поняла, что Антон выключил телевизор, и пробормотала:
– Ясно.
– Пошли в гостиную, – мрачно предложил гомеопат. – Здесь пять комнат. Две спальни без зеркал и телика со скабрезными фильмами. Правда, и там кругом позолота, интерьер везде в одном стиле: смесь восточного базара с Большим театром. Еще тут просторная гардеробная с оригинальным набором одежды: кожаные шорты, такие же лифчики, восточные халаты, форма медсестры… В общем, все для ролевых игр. Ну а главный сексодром ты видела.
– Кто здесь живет? – засыпала я его вопросами, шагая по коридору. – Кому принадлежит эта норка? Как ты сюда попал? Зачем позвал меня?
– Мы находимся в апартаментах, которые мой отец использовал для интимных встреч с разными женщинами, – мрачно сказал Антон, входя в большое помещение. – Алиса говорила правду. Мой отец изменял Луизе. И, судя по тому, что ты здесь видишь, делал он это на широкую ногу и с удовольствием.
Глава 19
Я села в кресло.
– Ты уверен? Кто тебя сюда направил?
Антон опустился на диван.
– Алиса. Она мне позвонила и сказала: «Может, я ошибаюсь, но вроде из всех Шкодиных вы единственный, кто не хочет разорвать мою Юлечку на тряпки». Я ей ответил приблизительно следующее. Маленький ребенок абсолютно не виноват в том, что появился на свет вне брака, и, уж конечно, к девочке нельзя предъявлять претензий, если ее мать, желая получить деньги от родственников человека, который никогда к ней не приближался, решила пойти на обман. Я, мол, не осуждаю Алису, понимаю, что она хочет для дочери обеспеченного будущего, хорошего образования, но лучше ей обратиться к настоящему отцу ребенка и требовать алименты с него. С ее стороны подло использовать в своих интересах смерть врача, на которого молились сотни женщин. И никакие свидетельства о рождении и анализы ДНК не убедят меня в том, что мой отец изменял Луизе, которую я считаю второй матерью. Виктору Марковичу некогда было думать о прелюбодеянии, он работал днями и ночами, а редкое свободное время проводил со своей семьей.
