Тем временем Роберт придвинул к себе тарелку с остывшим супом и машинально отправил в рот несколько ложек. После чего сказал:
– Я хотел только поделиться с тобой своими мыслями… чтобы ты знала, о чем я думаю. Чтобы это не стало для тебя неожиданностью.
Ариана закусила губу. Эти его слова могли означать только одно: отец уже все решил, во всяком случае – для себя. То, что она приняла за колебания, было лишь попыткой уговорить ее поехать с ним.
– Я не хочу туда ехать, папа, – честно сказала она. – Не хочу!..
Должно быть, ее слова прозвучали категорично, как, собственно, она и хотела, и лицо отца вытянулось.
– Откровенно говоря, мне бы не хотелось оставлять тебя здесь одну, – ответил он. – И ты могла бы мне очень помочь. Все эти хлопоты с посольством, необходимость приводить его в порядок… один я не справлюсь. Вот если бы Лаура была жива…
Он бросил на дочь умоляющий взгляд, и она почувствовала себя неловко. В кои-то веки отец просит ее об одолжении, а она ведет себя как законченная эгоистка. Но разве вправе он требовать от нее подобной жертвы, да еще шантажировать ее памятью матери? Господи, как все непросто… Ариана чувствовала свою ответственность за отца, беречь которого она обещала матери, когда та еще была жива. Вот только тогда Ариана не знала, что речь пойдет о переезде в далекую Аргентину. Но изменить что-либо она была не в силах, ибо прекрасно знала: уж если отец что-то решил, он от своего не отступит. Да и времени у нее нет, чтобы что-то менять в настроениях Роберта Грегори, потому что, приняв решение, он всегда действовал очень быстро.
К концу ужина Ариана чуть не плакала от всех этих разговоров и бодрых посулов прекрасной аргентинской жизни. Кое-как попрощавшись с отцом, она вызвала машину и поехала в центр, в ресторан «Уэверли», где обычно собирались ее друзья. Час был еще не поздний, и Ариана рассчитывала застать их там, чтобы посоветоваться, как быть.
В «Уэверли», кроме друзей, она увидела и своего нового бойфренда. Парень сразу понял, что Ариана чем-то очень расстроена, хотя и не успел узнать ее достаточно хорошо.
– Что случилось? – спросил он, обнимая ее за плечи и целуя в щеку.
– Моего отца назначили послом в Аргентину, – угрюмо ответила она.
– Так это же отлично! – отозвался он с воодушевлением. – Ты сможешь его навещать и, как знать, выучишься танцевать настоящее аргентинское танго!
Ариана криво улыбнулась. Бойфренд явно хотел ее ободрить, а у нее язык не поворачивался ответить, что ей скорее всего придется не навещать отца в Аргентине, а жить там с ним долгих четыре года, выступая в роли гостеприимной хозяйки на посольских приемах. Не хотелось ей и заранее пугать приятеля – в глубине ее души все еще теплилась надежда, что отец может и передумать, по крайней мере – насчет ее.
Роберт Грегори позвонил ей на следующее утро. Он только что разговаривал с президентом и дал ему согласие. Через месяц ему нужно быть в Буэнос-Айресе. Поедет ли она с ним? Ариана устало ответила «да» – и разрыдалась. Отец, увы, все же не до конца понимал, что с ней происходит, поскольку снова как ни в чем не бывало принялся утешать ее разговорами о бесценном опыте и жгучих аргентинских красавцах. Он был так уверен, что она польстится на возможность блистать на посольских приемах, где она будет полновластной хозяйкой, что Ариана просто не нашлась, что ему возразить. При всей любви к отцу она временами страдала от его деспотизма и излишней уверенности в своей правоте. Переубедить его, да и то не всегда, удавалось лишь Лауре, но ее больше нет с ними, и Ариане оставалось одно: покориться.
И все-таки она решилась на последнюю, отчаянную попытку бунта:
– И все же я хочу, чтоб ты знал – я не желаю блистать на твоих приемах и принимать твоих гостей. Мне двадцать два года, и у меня своя жизнь. Так что в Аргентине мне совершенно нечего делать.
– Кроме тебя, у меня никого нет, – строго напомнил ей Роберт. – И если я оставлю тебя здесь одну, я буду за тебя волноваться.
– Здесь безопаснее, чем в Аргентине, – возразила Ариана. – В Нью-Йорке по крайней мере не похищают людей.
Она сказала это отнюдь не из реального страха, а как-то само выскочило, но оказалось – Роберт успел обсудить и этот вопрос с президентом.
– С нами постоянно будут телохранители, они сумеют нас защитить от любой беды. Собственно, иностранцев не похищали в Аргентине уже много лет. Там нам ничто не грозит.
На этом утренний разговор их закончился, но вечером Ариана снова поехала к отцу, чтобы поговорить с ним еще раз – и снова ничего не добилась. Домой она вернулась в ярости, хоть и сознавала, что злиться бессмысленно: отцу скоро семьдесят, крепким здоровьем похвастаться он не может, переживает утрату любимой жены… А еще он просто ее отец, так что если в Буэнос-Айресе с ним что-то случится, она себе этого не простит.
Всю ночь Ариана терзалась, пока наконец ей не стало отчетливо ясно: она должна уступить. Ради него, ради матери и ради себя. Ехать неведомо куда, бросать нью-йоркскую жизнь и работу ей жуть как не хочется, но она вдруг подумала, что, возможно, отец прав, и в Аргентине ей будет не так плохо, как сейчас кажется. Впрочем, выбора у нее все равно нет – переупрямить Роберта Грегори невозможно.
Она позвонила отцу и сказала, что в глубине души приняла неизбежность отъезда, а потом встретилась с редактором сетевого журнала и предупредила, что увольняется. Вероятно, в ее голосе звучали нотки еще не изжитого трагизма, ибо редактор долго призывал ее не падать духом и заверил, что, когда бы она ни надумала к ним вернуться, для нее всегда найдется место его заместителя или на худой конец ведущего обозревателя. Он предложил ей вести блог – что-то вроде «Модного вестника Буэнос-Айреса», в котором Ариана описывала бы, что носят в аргентинской столице, и она обещала попробовать.
Еще труднее ей было сообщить о своем отъезде бойфренду, но парень огорчился куда меньше, чем она предполагала, из чего Ариана сделала вывод, что он не рассматривал их отношения как что-то серьезное.
– Я, возможно, навещу тебя в Буэнос-Айресе, – уронил он небрежно и приобнял Ариану за плечи. – И не пропадай, звони. Договорились?
– Договорились, – машинально отвечала она, наперед зная, что вряд ли теперь ему позвонит.
Отец бодро посоветовал Ариане накупить побольше нарядов и украшений – для официальных приемов и для обычных молодежных вечеринок, на которые, он был уверен, она непременно станет ходить, как только освоится на новом месте. Ариана без всякой радости покорилась и удовольствия от покупок не получила – была слишком расстроена. Подавленность и уныние не покидали ее до самого отъезда из Нью-Йорка в июне (в Аргентине, насколько она знала, в это время была зима). Часть вещей они отослали заранее, поэтому, когда Ариана садилась на самолет, с собой у нее было всего восемь чемоданов. Весь перелет она промолчала, уныло глядя в окно на облака и пытаясь представить себе свою жизнь в Буэнос-Айресе. Отец исподтишка наблюдал за ней. Он был рад, что дочь согласилась на его уговоры, и полагал, что со временем она в Аргентине привыкнет. А чтобы это произошло как можно скорее, он решил, что будет исполнять любые ее желания – он любил дочь и хотел, чтобы те несколько лет, что они проведут в другом полушарии, стали для нее лучшими в жизни.
