Наверное, подумала Ариана, тогда и родилась ненависть Хорхе к богатым.
– Что было потом? – спросила она.
– Ничего особенного. – Хорхе пожал плечами. – Отцовские капиталы перешли к матери, и она отправила меня учиться в Испанию. Когда она заболела, я вернулся… но успел с ней только попрощаться. Она умерла. Мама была еще не старая, но побои, которые она терпела всю свою жизнь, сделали свое дело. – В его глазах снова сверкнула непримиримая ненависть, и Ариана почувствовала себя неуютно. Как бы он не вспомнил, подумалось ей, что она тоже из богатой семьи. И все же Хорхе возбуждал ее любопытство, и она, не удержавшись, спросила:
– А кому достались оставшиеся деньги? Ведь твоя мама, наверное, не все истратила?
– Моему брату, – просто ответил Хорхе. – Он использовал их, чтобы стать очень важной персоной, и теперь помогает нам, как может – потихоньку, естественно, чтобы не попасться. К счастью, мой брат – очень умный человек. Он знает, что я прав, и поддерживает мои идеи. Настанет день, и мой брат выйдет из тени, чтобы взять власть в стране… – Хорхе раскурил погасшую было сигару и предложил Ариане затянуться, но она отказалась. Ей было очень любопытно узнать, какой же пост занимает брат Хорхе, но спросить не осмелилась. Если она будет знать слишком много, Хорхе может убить ее, не дожидаясь, пока получит выкуп.
– С деньгами, которые заплатит нам твой отец, – сказал он, испытующе глядя на нее, – я смогу финансировать наше революционное движение до тех пор, пока не настанет время действовать. А ждать осталось недолго. Нынешнее правительство Аргентины прогнило насквозь: достаточно только подтолкнуть его, и оно падет. Так сказал мой брат, а он знает, что говорит. В стране есть силы, которые готовы поддержать нас в нашей борьбе. Почти десять лет я закладывал фундамент будущей победы, и мы обязательно победим – я в этом убежден. Ради идеалов свободы и справедливости я готов пожертвовать всем, что имею. Я говорил это раньше, то же самое говорю и сейчас!
Ариана покачала головой:
– Какой ты необычный человек, Хорхе! Думаю, таких, как ты, найдется немного.
– А я думаю, что таких, как я, вообще нет. Не осталось. Люди слишком полюбили комфорт и безопасность, чтобы жертвовать ими ради других… – Совсем стемнело, Хорхе подался вперед, чтобы зажечь свечу на столе, и Ариана внимательно посмотрела на него в пляшущем свете язычка пламени.
– Может быть, ты и прав, – согласилась она. В лице и в интонациях Хорхе действительно было что-то гипнотическое, что заставляло верить в его правоту. Делая ставку на насилие, он, конечно, поступает дурно, но Ариане казалось, что его побудительные мотивы совершенно искренни.
– Конечно, я прав, – убежденно повторил Хорхе. – И однажды ты в том убедишься. Возможно, ты даже не захочешь возвращаться домой, а предпочтешь дождаться нашей победы вместе с нами, – добавил он, но Ариане эта мысль только внушала страх. Она хотела вернуться домой, она беспокоилась об отце, который был стар и болен, но с другой стороны… Положа руку на сердце, Ариана не могла не признать, что с Хорхе она чувствует себя в безопасности. С самого момента пленения никто не причинил ей вреда, никто ее и пальцем не тронул, и все это благодаря ему. Больше того, Хорхе обращался с ней так хорошо, как только было возможно в данных обстоятельствах, и за это она была ему благодарна.
Этой ночью Ариана впервые спала не в ящике, а на складной походной кровати в его палатке, которую принесли и поставили по его приказу, но это была только видимость свободы. Ариана не обольщалась: новый лагерь был спрятан так глубоко в джунглях, что у нее не возникло и мысли о побеге. Бежать ей было некуда, к тому же в других палатках спали полтора десятка головорезов, которые ориентировались в здешних лесах – не то что она, городская девушка, которой даже Центральный парк в Нью-Йорке казался дремучей чащей.
Койка Хорхе стояла у противоположной стены палатки, но ложиться он не спешил. Ариана уже засыпала, а он все сидел за столом и, щурясь от дыма сигары, что-то писал в тетради. Глядя на его лицо, освещенное колеблющимся огоньком свечи, она вдруг подумала, что Хорхе очень красив. Почти как Иисус…
И прежде чем окончательно провалиться в сон, Ариана успела подумать, что, быть может, он и вправду святой.
* * *
Как только поступило требование о выкупе, Роберт, заручившись поддержкой ЦРУ, занялся подготовкой к переводу денег со своего счета в Вашингтоне в один из аргентинских банков. С момента, как Ариана попала в плен, посольством фактически руководил второй секретарь – Роберт был не способен сейчас выполнять служебные обязанности, жил на медикаментах, и врач посольства был обеспокоен состоянием его здоровья. Сам же Роберт тревожился только о дочери. Прошла еще неделя, а похитители так и не сообщили, куда следует доставить деньги.
* * *
Каждый день Хорхе водил Ариану к реке, ибо даже примитивного душа в лагере не было (его люди, впрочем, прекрасно обходились и без него). Пока Ариана купалась, он за ней наблюдал, так что со временем она стала стесняться гораздо меньше, хотя каждый раз, прежде чем войти в воду, по привычке поворачивалась к нему спиной. Вода в реке вблизи нового лагеря была такой же холодной, как на старом месте (Ариане было невдомек, что это была одна и та же река), но и к холоду она привыкла. Ей даже нравилось, что теперь она может подолгу плескаться в воде, из которой раньше выскочила бы с пронзительным визгом.
В один из дней, когда она, как обычно, купалась, зайдя в воду по плечи, Хорхе неожиданно подплыл к ней сзади и заключил в объятия. Оба были нагишом, но Ариана не оттолкнула его, и Хорхе медленно развернул ее к себе, откровенно любуясь сквозь прозрачную воду красотой ее стройного тела. Она же не могла оторвать взгляда от его ярко-голубых глаз и мужественного, с четкими чертами лица. Хорхе поцеловал ее, и Ариана, чувствуя, как растет его желание, вдруг поняла, что этого ей хотелось уже давно. Она забыла, что она пленница, что он похитил ее и насильно удерживает в своем лагере в джунглях. Сейчас единственным ее желанием было вечно оставаться с ним здесь, под его надежной защитой.
Они долго занимались любовью не выходя на берег, и в его движениях Ариана чувствовала страсть. И в мире вокруг нее что-то переменилось, сдвинулось, стало совсем другим. Что-то переменилось и в ней самой. Хорхе был бесконечно нежен с ней и внимателен, он говорил ей о любви, и каждое его слово было для нее откровением. Они жили бок о бок уже больше месяца, жили простой походной жизнью, и как-то незаметно и постепенно его убеждения и его идеалы проникли в ее убеждения. Его методов Ариана по-прежнему не одобряла, но ей казалось, что под ее влиянием Хорхе сможет отказаться от излишней жестокости и станет мудрым и справедливым, как и подобает настоящему борцу за справедливость. Впрочем, даже если его поступки и доставили кому-то несколько неприятных минут, что с того? В ее теперешних представлениях, он, безусловно, имел на это право. Разве воин, который в одиночку сражается со всем миром, не может позволить себе быть безжалостным к врагам?
Все это казалось ей таким ясным, простым и очевидным, что она только диву давалась, как могла не понимать этого раньше. И когда, задыхаясь, в тот первый раз они наконец выбрались на берег, поросший мягкой травой, она тоже шепнула, что любит его. Чувства здесь, правда, вряд ли играли роль… Но ей тогда так казалось. Просто от этого человека зависело, выживет она или погибнет: их жизнь в джунглях была примитивной и грубой, а Хорхе был тот мужчина, который заботился о ней, защищал ее и кормил. Древние, как сам мир, инстинкты… Он обещал, что не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое, и она ему верила, поскольку ничего другого ей не оставалось. Она и не заметила, как отступил на второй план тот очевидный факт, что Хорхе взял ее в заложницы; во всяком случае, этот факт ей больше не казался решающим. Теперь Ариане почти хотелось остаться с ним в этом лесу.
