Она побывала в Экс-ан-Провансе, Сен-Сир-Сюр-Мере и в Сен-Поль-де-Венсе. Добравшись до Сен-Тропе, Ариана провела там целых десять дней, купаясь и загорая на пляже, а потом, так же не торопясь, вернулась в Париж. Всего она отсутствовала три недели, но впечатлений набралась за все полгода, которые провела во Франции. И разумеется, с дороги она не забывала отправлять монахиням Святой Гертруды открытки и фотографии с видами пышной французской природы. Кроме того, она послала сестрам по электронной почте несколько фотографий Лили, а они написали, что ее бульдожка – просто чудо.
Но Ариана не только отдыхала. За время «каникул» она проштудировала довольно толстую книгу про стокгольмский синдром, которую дал ей Яэль, плюс купила и прочла биографию Патти Херст
[17]. Эта девушка, похищенная террористами в 1974 году, тоже была очарована своими похитителями и в конце концов встала на их сторону. Благодаря этим двум книгам Ариана стала лучше понимать, что́ произошло с ней самой и откуда взялось ее чувство к Хорхе. Глубокая любовь и привязанность к главарю похитителей и полное сочувствие его идеям, от которого она до сих пор не могла избавиться, были единственным доступным ей способом остаться в живых.
В конце августа Яэль, как и обещал, вернулся в Париж, а уже первого сентября они возобновили встречи. На этот раз депрограмматор действовал заметно жестче и даже не стеснялся на нее нажать, но только потому, что Ариана сама сказала ему – мол, ей хочется как можно скорее избавиться от призрака Хорхе, который продолжает хозяйничать у нее в мозгу. Дело и впрямь пошло быстрее, но настоящий прорыв произошел только накануне Рождества, когда Ариана поняла: для Хорхе ее беременность была лишь еще одним, самым надежным способом удерживать ее в подчинении. Он пытался овладеть ее сознанием, вывернуть его наизнанку, а она была так сильно запугана и пребывала в таком глубоком отчаянии, что, видя в нем свое единственное спасение, сама поддалась ему, сама убедила себя в его любви. С ее стороны это, конечно, было проявлением слабости, но Яэль сказал, что винить ее в этом нельзя. Так уж сложились обстоятельства. Только теперь Ариана стала понимать, с каким изощренным коварством и хитростью Хорхе проводил в жизнь свой план, не имевший никакого отношения к настоящему чувству, к искренней привязанности. Он хотел лишь манипулировать ею, и это у него получилось – и теперь Ариана его ненавидела.
– Итак, вы готовы расстаться с его письмами? – спросил у нее Яэль как-то в конце декабря. Ему явно хотелось испытать ее решимость. – Для вас это мог бы быть отличный рождественский подарок самой себе. Заверните чемоданчик с письмами в подарочную бумагу, перевяжите розовой ленточкой – и закопайте где-нибудь в парке или бросьте в Сену. Только смотрите, как бы вас не застукали за этим занятием защитники окружающей среды, – добавил он, улыбаясь. – Во Франции строго запрещается выбрасывать мусор где попало.
Но мысль, чтобы расстаться с последним, пусть и крохотным, свидетельством существования любящего ее Хорхе, по-прежнему ее страшила. Она никак не могла решиться распрощаться с чувством, которое хоть и было иллюзией, но которое она испытывала столько времени, жила им. Письма Хорхе стали для нее символом обращенной к ней любви, и хотя теперь она знала, что это чувство было фальшивым, подсознательно она продолжала дорожить им как таковым.
– Но что, если… что, если меня больше никто никогда не полюбит? – робко спросила она.
Яэль покачал головой.
– Вряд ли так будет. Ну сами подумайте, вам всего двадцать пять, вы умны, красивы и на редкость обаятельны… Нет, подобный вариант развития событий крайне маловероятен. – Он опять улыбнулся, и Ариана почувствовала прилив бодрости.
– Ну, может быть, после Нового года я действительно от них избавлюсь, – пообещала она, и на этот раз Яэль не стал на нее нажимать. Это свое решение Ариана должна была принять сама.
В январе, после того как закончились недельные рождественские каникулы, во время которых Яэль уезжал в Швейцарию кататься на лыжах, они снова вернулись к разговору о письмах. Скоро должен был исполниться ровно год с тех пор, как они начали работать вместе: до февраля оставалось чуть больше двух недель, но Яэль считал, что реабилитация не может завершиться, пока Ариана остается до такой степени привязана к письмам. И вот однажды, явившись на очередной сеанс, она заявила ему с порога:
– Знаете, Яэль, мне кажется – я готова. – От волнения она слегка запыхалась, и голос ее звучал немного невнятно, однако он сразу понял, о чем идет речь. – То есть уже не кажется… Я это просто знаю – и все!
Она действительно больше не желала присутствия Хорхе в своей жизни, ей не нужны были его письма и дневники и ей до́ смерти надоел помятый алюминиевый чемоданчик, который занимал в шкафу целую полку, напоминая ей о самых тяжелых днях ее жизни.
– Мы с вами впервые встретились второго февраля, – добавила Ариана. – Обещаю, что в этот день, в годовщину нашей встречи, я избавлюсь от писем!
В ее голосе звучала непоколебимая уверенность, и Яэль понял: на этот раз она обязательно сдержит слово.
– И как вы собираетесь это сделать? – уточнил он. Чтобы одержанная победа закрепилась в ее сознании как личный успех, Ариана сама должна была продумать весь ритуал, и Яэль даже в шутку не решился напомнить ей о защитниках природы, которые, впрочем, вряд ли могли помешать ей исполнить задуманное. Решение Арианы было твердым, как алмаз, и остановить ее не смогла бы, наверное, даже полиция.
– Наверное, я закопаю их вместе с чемоданчиком, как и собиралась, – ответила Ариана. – Мы с Лили пойдем в парк гулять, заодно и выбросим эти… эту дрянь, которая столько времени отравляла мне жизнь.
– То есть, – продолжил уточнять Яэль, – содержимое чемоданчика останется невредимым?
Эти слова заставили Ариану задуматься. Наконец она слегка качнула головой.
