Он аккуратно стряхнул землю с крышки чемоданчика, а яму заровнял ногой, чтобы блондинка, если ей вздумается вернуться, не заметила его исчезновения. Поглядев на Стэнли, Маршалл кривовато улыбнулся.
– Вот так-то, дружище… – наклонился он к псу. – Да, я знаю, что это выглядит глупо, но я – бывший оперативник, и подозрительность у меня в крови. Конечно, может статься, что это всего лишь письма ее свекрови, которую она ненавидит, или дневники ее четырнадцатилетней дочери, в которых та описывает свои воображаемые любовные похождения, но… лучше самому во всем удостовериться. Как ты считаешь?
Стэнли ничего не ответил, но поглядел на хозяина так, что Маршалл почувствовал себя конченым человеком. Параноиком, повернутым на секретности, а то и кем похуже… тяжело вздохнув, он стал размышлять дальше. На его взгляд, блондинка была слишком молода, чтобы иметь ребенка упомянутого возраста, так что письма были скорее всего от бойфренда или любовника, с которым она поссорилась. Но почему письма написаны по-испански? И почему она хранила их в алюминиевом кофре, который, насколько он в том разбирался, когда-то принадлежал какому-то летчику. В таком чемоданчике было удобно хранить самые разные вещи, а не только старые письма и тетради… Словом, вопросов пока было больше, чем ответов, и Маршалл подумал, что здесь наверняка скрывается какая-то тайна. А может, ему просто хотелось, чтобы тайна была, поэтому он и не подумал вернуть чемоданчик на место. Поднявшись, он взял его под мышку здоровой руки и, покрепче намотав на запястье поводок, зашагал к выходу, таща за собой пса. Стэнли шел за ним не слишком охотно; казалось, он глядит на хозяина с упреком, и Маршалл заговорил с ним вслух, как с человеком и близким другом:
– Нечего на меня так смотреть. В конце концов, это ты его выкопал, а не я, так чего же ты теперь от меня хочешь? Мы не совершаем ничего дурного. Конечно, ты можешь возразить, что любопытство – не порок, но большое свинство… – При этих словах Стэнли громко фыркнул, и Маршалл посмотрел на него внимательно. – Да, я любопытен и просто обожаю совать нос в чужие дела, но… так уж вышло, приятель. Так что смирись – даже такой хозяин, как я, лучше, чем никакого.
Стэнли гавкнул, и Маршалл принял было этот звук за согласие, но оказалось, что Стэнли просто заметил на дереве какую-то птицу, которая ему чем-то не приглянулась.
Через несколько минут они покинули парк и шагали домой, причем Маршалл чувствовал себя так, словно только что нашел сундук с сокровищами. Ему не терпелось поскорее начать читать письма – что заставило блондинку их выкинуть? Возможно, причина была совершенно банальной, но Маршалл не исключал, что может наткнуться на что-то интересное. Про себя он решил, что, как только с письмами и дневниками будет покончено, он избавится и от них, и от алюминиевого чемоданчика, вот только как это сделать, Маршалл пока не придумал. Конечно, можно было снова закопать их на прежнем месте, но он боялся попасться с поличным. Копать яму одной рукой не слишком удобно, и если как раз в этот момент блондинка зачем-то придет в парк и увидит его на поляне…
Ладно, потом разберемся, подумал Маршалл, опуская чемоданчик на кухонный столик дома. Вооружившись влажной тряпкой, он тщательно протер от грязи его алюминиевые бока, потом ловко открыл одной рукой бутылку вина, зажав ее между колен, и налил себе полный бокал. Вино он купил, чтобы отпраздновать свой приезд в Париж, а теперь в придачу к «Шато Марго» у него была настоящая тайна, которую ему предстояло разгадать. Чувствуя себя немного Шерлоком Холмсом, Маршалл перенес вино и чемоданчик на диван в гостиной и, достав письма, принялся читать. Начал он с письма, которое лежало в пачке сверху – у него единственного были обугленные края, и вскоре убедился, что действительно имеет дело с любовным посланием. Письмо было адресовано некоей Ариане и подписано испанским именем Хорхе. Судя по всему, этих двоих связывали пылкие романтические отношения, но никаких намеков на ссору или хотя бы разногласия Маршалл в письме не обнаружил. Каждая его строчка дышала страстью: неведомый Хорхе, словно настоящий поэт, подробно описывал совершенство тела, красоту лица, сияние глаз и чарующие тайны губ своей Арианы. Подобный цветистый стиль вообще был характерен для латиноамериканцев, и Маршаллу это было прекрасно известно, однако он все равно испытывал некоторую неловкость, читая столь страстное письмо к женщине, которую он видел своими глазами (почти сразу он предположил, что блондинка, закопавшая письма, и есть та самая Ариана, хотя кое-какие сомнения у него оставались). Все же он дочитал послание до конца и обратил внимание, что рядом с подписью Хорхе не было даты. Продолжали озадачивать его и обугленные края письма, так что Маршалл решил, что сначала Ариана хотела его сжечь, но потом почему-то раздумала.
Сделав большой глоток вина из бокала, Маршалл поудобнее устроился на мягком кожаном сиденье дивана и взялся за остальные письма. За окном давно стемнело, а он сидел в уютной и теплой квартире, читал одно письмо за другим и не переставал восхищаться новыми и новыми эпитетами, которые человек по имени Хорхе находил, чтобы воспеть красоту возлюбленной. Похоже, подумалось Маршаллу, эта Ариана и впрямь женщина удивительная, если смогла вдохновить мужчину на подобный взлет красноречия.
Глава 12
Сначала Маршалл собирался прочесть всего несколько писем (в чемоданчике их было тридцать два), но они оказались столь страстными, исполненными такой любви и обожания, что он просто не смог остановиться. Было уже за полночь, когда он дочитал последнее письмо и взялся за дневники, которые сразу показались ему куда более интересными – и более загадочными. Да, письма произвели на него сильное впечатление, но по зрелом размышлении он счел, что они слишком отдают мелодрамой. Писавший их человек по имени Хорхе слишком часто напоминал Ариане о слиянии их душ и о том, что «теперь они – одно существо», словно пытаясь убедить ее в том, что отныне она не сможет без него обойтись и должна решительно отбросить все, что связывало ее с «прежней жизнью», чтобы быть с ним. Этот посыл, выраженный почти одними и теми же словами, повторялся в каждом письме, составляя фактически основное его содержание, так что у Маршалла даже возникло подозрение, уж не пытался ли Хорхе загипнотизировать свою любовницу, внушив ей страсть, которой она на самом деле не чувствовала.
Кроме того, ему показалось, что все тридцать с лишним писем были написаны за довольно короткий промежуток времени. В последних письмах упоминалось и о ребенке, которого Ариана носила во чреве. Ребенок почти наверняка был от Хорхе, но Маршалл довольно быстро понял, что дальнейшие отношения между ним и Арианой отчего-то не сложились или сложились не так, как ему хотелось. Напрасно он заклинал ее отринуть прошлое и идти с ним рука об руку навстречу «заре новой жизни» – если судить по тому, что Ариана (ведь это она?) закопала его письма в Париже, ни в какую новую жизнь она за этим плодовитым писателем проследовать не захотела. Теперь она, возможно, встречается с другим мужчиной, а может быть, вышла замуж, и ей, естественно, не хотелось, чтобы любовные письма пылкого латиноамериканца попались на глаза новому любовнику или супругу. Вариантов тут – без числа, один заковыристее другого. Маршалл не исключал и того, что эпистолярный рекордсмен Хорхе вполне мог быть отпетым негодяем и шантажистом, несмотря на все эти его цветистые эпитеты и клятвы в вечной любви, которыми изобиловали письма. Почему-то он казался Маршаллу человеком с не слишком здоровой психикой. «Слияние душ», требование отбросить прошлое и идти с ним рука об руку навстречу какой-то «новой жизни» и другие фразы, которые Хорхе повторял как заклинание, представлялись Маршаллу довольно выспренними и оттого – фальшивыми. Возможно, и Ариана уловила эту фальшь, благо она в отличие от него, Маршалла, знала Хорхе и могла обоснованно судить, насколько его слова совпадают с его делами.
