За дверью послышались шаги, приближающиеся к капитанскому мостику Харлан заставил себя продолжать изучать пульт управления, даже когда Эмма вошла.
— Я слышала, что заработал двигатель, — сказала она спустя мгновение.
Он мельком взглянул на нее, заметил ее опасливое выражение лица и спросил:
— Думаете, что я собирался отдать швартовы? Вы же, без сомнения, не собираетесь в плавание?
Эмма слегка покраснела, и Харлан понял: попал в точку.
— Вы ведь довольно подозрительны? — он приподнял бровь. — И уж тем более такая идея вам не по нутру?
Эмма покраснела еще больше.
— Да, — призналась она. — Я еще нервничаю оттого, что нахожусь на судне. Я никогда не любила море. Хотя… теперь должна сказать, что никогда и не предполагала… На яхте я успокоилась.
— Немудрено. Яхта — солидное судно.
— Это помогает и вам? — спросила она, переведя тему разговора на него самого.
— Может быть, — согласился Харлан.
Не может, а точно! Именно поэтому Джош поселил его здесь, на яхте. У Харлана перехватило дыхание, какое-то время он не мог проглотить слюну. Он понял, что происходит с ним сейчас. А ведь Джош Редстоун верит в счастливые, романтические окончания даже самых страшных историй. Не связано ли это с Эммой…
— Харлан?
До него наконец дошло, что нужно удивиться, увидев этот ее озадаченный взгляд.
— Что вы хотели? Удостовериться, что я не похищаю вас?
Эмма посмотрела неодобрительно, и он понял, что попытка отвлечься от своих мыслей получилась слишком резкой.
Пусть так, по меньшей мере, это лучшая оборона, подумал он и, заметив у нее в руках лист бумаги, спросил:
— Что это?
— Это… — она запнулась. — Возможно, мне не следовало говорить об этом больше, но раз вы были недавним другом Уэйна, может быть, у вас есть идеи по поводу письма?
— Письма? — повторил он, уже не на шутку тревожась.
— Это письмо от него. Я получила его через три дня после того, как… как Уэйн умер.
Харлан заметил легкую дрожь, которую Эмма не смогла сдержать.
— Должно быть… страшно?
— Очень. Он отправил его отсюда за день до смерти.
Эмма протянула Харлану письмо. Он не хотел брать его, не хотел даже дотрагиваться, словно ее простое прикосновение могло затянуть его еще глубже в этот сбивающий с толку водоворот, с которым он сражался.
Но Эмма вопросительно смотрела на него. Она ждала. Почти против воли Харлан протянул руку к конверту.
— Вы хотите, чтобы я прочитал его?
Эмма кивнула.
— Вы были ближе всех к Уэйну перед его смертью. Может быть, вам письмо скажет больше?
Харлан сомневался в этом. В те последние дни Уэйну недоставало трезвого ума, и, скорее всего, здесь написана бессмыслица. Неохотно взяв конверт, Харлан вынул уже потрепанный листок и нахмурился.
Письмо было написано на почтовой бумаге яхты «Морской ястреб», роскошном, бледно-сером пергаменте с очертаниями судна и его названием, напечатанным шрифтом темно-красного цвета, — это была эмблема компании «Редстоун». Харлан подумал: когда же Уэйн успел позаимствовать эту бумагу? Письмо было написано жутким почерком, если не сказать закорючками, что Харлан мгновенно отметил. В самом низу, у напечатанной линейки, буквы были выведены с нажимом, оставив следы на обратной стороне.
Пристальный взгляд Харлана уперся в последнюю строку у линейки: «ищи на «Прелестнице». Парусник хранит свои секреты глубоко, но они там». Почувствовав любопытство, он начал читать с начала, часто не разбирая букв, в нескольких местах почерк было почти невозможно разобрать.
Из того, что прочел Харлан, можно было сказать только одно: большей частью бессвязное письмо состояло из обычных резких обличений, отрицаний собственной вины, жалоб на то, что все ненавидели безвинного Уэйна. Также было написано, что когда-нибудь Уэйн станет богатым и пошлет весь мир и свою семью, за исключением Эммы, к дьяволу. Харлан должен был признать, что, по меньшей мере, одно было правдой: Уэйн на самом деле любил свою двоюродную сестру.
— А за что ее не любить? — услышал он свой шепот и вздрогнул. Это проклятое подсознание не только все время напоминает о себе, теперь оно стало проявляться в виде высказываний вслух. — Я знаком с большинством из этих тирад, — сказал он резко. — Единственное, о чем я не слышал, приведено в конце письма.
Эмму оскорбили его слова, но она не показала вида.
— Это я и имею в виду, — произнесла она. — Строка в конце письма.
— Как вы думаете, что это означает? — спросил Харлан.
— Я могу предположить только одно: Уэйн чувствовал, что находится… в беде.
— Вы имеете в виду предчувствие?
Эмма кивнула, в ее глазах читалась тревога.
— Что он мог умереть…
Ну, это безумие, подумал Харлан. Или у Уэйна под действием спиртного или наркотиков начались галлюцинации, или все-таки его самосознание подсказало ему, что однажды злоупотребление такими вещами закончится смертью.
Необходимо было признать и то, что Харлана все время беспокоило это ночное нападение на обшарпанный, видавший лучшие времена парусник. Рядом стояла куда более привлекательная, дорогая яхта «Морской ястреб», но вероятность того, что налетчики случайно ошиблись, была маловероятна. Они знали, за чем и куда идут.
Харлан теперь был уверен: Эмма может оказаться в опасности, если вернется на «Прелестницу». Возможность ее возвращения на парусник полностью исключается.
Глава одиннадцатая
Итак, Харлан посчитал ее сумасшедшей — это явственно отразилось в его глазах, когда она высказала предположение, что Уэйн предчувствовал беду. Она быстро извинилась и ушла в кают-компанию: не следовало начинать обсуждение такого важного дела без утреннего кофе.
И все же она не имеет права порицать его: они по-разному смотрят на основополагающие вещи. Однако все оказалось куда серьезнее.
Она могла понять, почему Харлан так пренебрежительно отзывался об Уэйне — ведь он никогда не знал доброго, очаровательного, веселого мальчика, которым тот был. Конечно, он видел совсем другого Уэйна, ожесточенного и безрассудного. Больно сознавать, но у Харлана не было причин лгать ей. Эмма все еще не могла свыкнуться с тем, что родители Уэйна, которые осуждали сына, не помогли ему вернуться на правильный путь, а только все время чего-то требовали и угрожали. В результате Уэйн стал таким, как они и предсказывали.
Допивая первую чашку ароматного кофе, она уже подумывала о второй, как вдруг гул двигателей прекратился. Спустя несколько минут они зашумели снова, потом опять замолкли, и снова раздался гул — видимо, Харлан проверял работу двигателей. Наконец гул окончательно прекратился. Время бежало, и Эмма, затаив дыхание, ждала, что Харлан появится на пороге.
