Сейчас именно этот инстинкт орал ему: Эмма подбирается слишком близко! Мозг Харлана бубнил эти слова снова и снова.
Харлан понимал, что это всего лишь отговорка, что настоящий ответ кроется глубже и что он никоим образом не готов принять его.
Эмма подняла голову и посмотрела на него: в ее глазах стояли слезы. Харлан в который раз почувствовал себя не в своей тарелке.
— Я не хотел говорить с тобой таким образом, — сказал он сокрушенно, хотя в действительности желал поступить именно так, как получилось. Чего он не мог предвидеть, так это ее реакции.
— Иногда правда ранит, — голос Эммы был грустным, будто она долго боролась, прежде чем поверить.
— Эмма…
Она подняла руку, чтобы остановить его.
— Все хорошо. Я знаю, это правда. Уэйн был намного более испорчен, чем я думала.
Эмма искоса посмотрела на Харлана — у него сжалось в груди. Пусть сказанное им было правдой, но он сожалел о своем порыве гнева. Очевидно, Эмма резко изменила мнение о своем покойном двоюродном брате, но Харлану, к его собственному удивлению, это не очень понравилось.
— Я просто не хотела признать, что мальчик, которого я так любила, стал таким… потерянным. И я не могла признать, что после стольких лет споров с его и моими родителями я оказалась не права.
Он подумал, что не следовало подталкивать ее к этому открытию, правда слишком болезненна. Следовало защитить, а не швырять ей в лицо слова жестокой правды.
Защитить ее?
Слова отозвались эхом в голове, поражая его. Он не мог вспомнить, когда в последний раз хотел защитить кого-либо. Обычно Харлан считал, что люди получают по заслугам. Даже он получил по заслугам, ибо знал, чем рискует во время путешествия в эти сонные топи джунглей. Он вытащил несчастливый билет: его схватили. Правда, он выбирался невредимым из худших мест, поэтому считал, что просто поставил в лотерее не на то число. Однако понимание этого не помогло тогда, а нынешняя ситуация, казалось, растревожила его еще больше.
— Должно быть, я кажусь тебе дурой, — начала Эмма, но остановилась, когда Харлан покачал головой.
— Ты — преданная, — сказал он. — Можно долго расхваливать это качество.
— Между преданностью и слепотой очень тонкая грань, — признала она, цитируя его собственные слова в ответ.
— И это тоже верно, — произнес Харлан. — До тех пор, пока ты, в конце концов, не захочешь признать правду…
Она вздохнула.
— Я понимаю, но мне это не нравится.
— Никто не говорит, что тебе должно это нравиться. Неведение — это счастье.
— Я не была в неведении. Я просто отрицала, а в душе знала обо всем, но не хотела верить.
— Тяжело разочаровываться в том, кому доверяешь.
— Я ненавижу, — пробормотала она, — когда выясняется, что люди совсем не такие, как о них думаешь.
Ух!
Харлан подумал, что есть некая проблема: а если она обнаружит, кто он на самом деле? Будет ли рада, узнав о нем правду, или разозлится, что он не сказал ей?
— Думаю, мне пора работать.
Харлан открыл рот, чтобы предложить помощь, но не смог произнести ни слова. Он лишь молча смотрел Эмме вслед.
Харлану все же удалось убедить Эмму. Конечно, в ее памяти Уэйн всегда оставался тем милым, добрым мальчишкой, которого она когда-то знала. Но кем он стал? Возможно, с тем, взрослым, Уэйном, что жил на борту «Прелестницы», Эмма не была знакома. Она и так достаточно долго шла к этому пониманию, постоянно выгораживала Уэйна, весьма упорно отрицала то, с чем не желала соглашаться.
И какая разница, что сказал Харлан? Она не могла отделаться от чувства, что по милости Уэйна ее считают наивной дурочкой. Может, она и вправду дура, что не увидела, как обстоят дела. Но ведь во время их последней с Уэйном встречи брат был так мил… Она и подумать не могла о нем…
Она что, опять выгораживает его?
Эмма устало вздохнула и начала снова драить палубу — казалось, этому не будет конца. Она уже не знала, во что верить. На душе у Эммы было тяжко, голова разламывалась от противоречивых мыслей.
— Как ты мог дойти до такого, Уэйн? — сказала Эмма в никуда. В ее словах совсем не было гнева — только печаль.
Она заставила себя сосредоточиться на работе. Интересно, зачем человек покупает то, что требует такого ухода? Прямо как мост Золотые Ворота! Драишь, потеешь, выжимаешь из себя все соки, а когда дойдешь от одного конца палубы до другого, пора начинать снова.
— Ты могла бы взять в аренду пескоструйный аппарат для шлифовки.
Эмма остановилась, присела на пятки и посмотрела на Харлана, стоявшего на причале. Вот уж кого она сегодня не ждала! Следует признаться, она очень расстроена из-за того, что не смогла остановить происшедшее между ними прошлой ночью. Она могла быть слепой насчет своего двоюродного брата, но уж сообразить, что Харлан намеренно завел с ней разговор о брате, так как сожалеет о случившемся прошлой ночью, ей не составило труда.
«А чего ты ждала? — спросила она себя, когда он поднимался на борт. — Тебя вряд ли назовешь неотразимой, особенно теперь, когда давно пора постричься и сбросить лишние девять килограммов».
— Так что ты сказал о пескоструйном аппарате? — спросила она, потом добавила достаточно хмуро: — Впрочем, в любом случае я не смогла бы его купить.
Харлан присел рядом с ней.
— Собаки съедают все твои деньги?
Эмма застыла.
— Тот факт, что ты в своей жизни был лишен домашних животных, не дает тебе права критиковать тех, у кого они есть.
Харлан поморщился.
— Хорошо, хорошо. Острота вышла паршивой. Это была шутка, на самом деле я не имею ничего против собак, просто мало знаю о них.
Он произнес это достаточно искренне, и гнев Эммы постепенно исчез. Какое-то время она пристально рассматривала Харлана.
— Я могу исправить это, — произнесла Эмма.
Видимо, что-то такое промелькнуло в ее глазах, потому что Харлан насторожился.
— Я не уверен, что мне понравится твоя затея.
— Тебе не может не понравиться то, о чем я думаю, — сказала она и ясно представила Харлана с добродушным щенком на руках.
Эмма услышала, как странно, напряженно он вздохнул. Этот звук заставил ее прокрутить картинку в голове еще раз, и теперь уже она вздохнула. Эмма поспешно открыла рот, желая объяснить, что она имела в виду, но, решив не усугублять ситуацию, так ничего и не сказала.
Она вернулась к работе и не поднимала глаз, даже когда Харлан присоединился к ней.
— Эмма, — промолвил он через несколько минут, нарушая молчание.
— Да? — в ее голосе звучала напряженность.