– Вы к чему клоните?
– Вот к чему: убийца – не профессионал, это первое. Может, у него хорошее ружье с оптикой и все такое, но он не профессионал. Второе… Только не смейтесь надо мной!
– Не буду, – пообещал Горелов.
Он готов был послушать этого невольного, неожиданного приятеля по их общему несчастью. Может, он хоть какую-то идейку ему подбросит. У самого Горелова уже плавилось все в голове от несуразности версий и нелепости мотивов.
Чего только по этому делу не нагромоздили за прошедшую с момента убийства неделю! Воровскими делами девица не промышляла. С криминалом не водилась. Да и убить ее было бы куда проще и надежнее поздним вечером, возле ее подъезда, а то и в собственной постели, чем на виду у всех. Да к тому же еще, со слов и наблюдений Белова, так непрофессионально. Был же промах, стопроцентно – был промах.
– А что, если не Машеньку и не Марину вовсе хотели убить? – неуверенно предположил Белов, останавливаясь возле стула, с которого недавно вскочил.
– А кого же?
– А кого-то еще, кто мог оказаться рядом с Мариной в тот момент.
– Кто?
– Тот, кто на этот раз остался в живых, – пожал плечами Белов и сел на стул, давая Горелову понять, что разговор на сегодня окончен.
Глава 3
– Ты всю свою жизнь будешь наступать на одни и те же грабли, девочка моя! – предрекала ей мать в далеком детстве, не раз повторяла десятилетиями позже и вот совсем недавно вспомнила о своем пророчестве вновь.
– Нельзя доверять людям, а мужчинам – особенно! – надрывалась мать, увидев ее у дверей своей квартиры с сумкой. – Когда ты научишься понимать жизнь, девочка моя! Когда ты перестанешь наступать на одни и те же грабли!!!
Прошло две недели.
Рита лежала поперек широкой кровати в спальне матери и смотрела, не мигая, в потолок. В спальне матери было холодно, сыро и противно, отопление почти не работало в этой комнате – какие-то неполадки в системе отопления. Толстое одеяло и наброшенный сверху пуховый спальный мешок не согревали так, как хотелось бы. Нос «отмерз» и щеки тоже. Нужно было подниматься и идти в кухню, откуда пахло гренками и какао. Мать суетилась с завтраком. В кухне и двух других комнатах было тепло и уютно. А вот в спальне матери – отвратительно. Не по этой ли причине мать уступила ее дочери? Может, надеялась, что, попав в подобные условия, она тут не задержится?
Уходить от мужа Рита не собиралась, конечно. Это мать решила, что она ушла раз и навсегда. Бред! Она никогда не уйдет от него, не посмеет. Ну, повздорили. Ну, хлопнул он дверью и укатил в двухнедельную деловую поездку, не поцеловав ее. Разве это причина для разрыва отношений? Нет, конечно. Завтра он возвращается, о чем послал эсэмэску на ее телефон, попросив подготовить ему смокинг к вечеру послезавтра. Рита уже сегодня соберет свои разбросанные по материной квартире вещички и вернется к себе домой. И все будет как всегда: мило, тихо, пристойно. До тех пор, пока она снова не взбунтуется.
Бунтовать, может, и не стоило вовсе. Он предупреждал ее, когда они поженились, что с ним ей будет сложно. Что у него – возраст, сложившиеся привычки, менять которые он не станет ни за что. Устоявшийся круг друзей, с которыми ей, возможно, будет неинтересно, а других он в их доме не потерпит. Что он вообще привык к послушанию и нежности, и всяческого рода гормональные взбрыки и капризы Марго пусть забудет сразу же.
Она и забыла: и друзей своих, и капризы, и даже привычки свои изменила. И не было ничего такого неприятного в их совместной чинной жизни. Но вот тут и случился тот самый гормональный взбрык, о котором ее предупреждали, и она посмела ему нагрубить.
– На ужин приготовлю тебе телятину в маковом соусе. – Мать деловито шинковала капусту на громадной деревянной доске, пристроенной на двух табуретках. Капуста ссыпалась в большой эмалированный таз, куда мать уже нарубила полведра морковки. – А еще лучше, если ты вместе со мной ее приготовишь, поучилась бы готовить заодно. Очень вкусно, говорят, и пикантно. И главное, ее теперь везде подают. Давай вместе готовить, деточка?
– Боюсь, не получится. – Рита шумно отхлебнула глоток огненного какао, откусила кусочек жареной булки.
– Что так, милая? – спокойно отреагировала мать, запустила обе руки в эмалированный таз, поворошила капусту. – Неужели на свидание идешь?
– Можно сказать и так, – уклончиво ответила Рита.
Момент, когда придется сообщить матери о ее возвращении в свой супружеский дом, она оттягивала, как могла. Последует непременное неприятное объяснение со слезами, угрозы никогда больше не пустить ее на порог. Напоминание о том, что теперешний муж дочери всего на два года младше самой ее матери. И что Рита окончательно загубила свою молодость и красоту в его мавзолее. И что никакое богатство не может идти в сравнение с молодым темпераментом, которым Ритка, дурочка, пренебрегла. Потом, если Рита замкнется в молчании, мать распалится еще больше. Назовет ее мужа старым хрычом, вампиром, а то и импотентом, использующим ее молодость в своих корыстных похотливых целях.
– Я что, не знаю, что ли?! – причитала мать часом позже. Все прошло по обычному сценарию: мать негодовала. – Я все знаю про своих ровесников! Этот непорядочный старый хрыч, о-о-о, как же тебе не противно спать с ним в одной постели, девочка моя?! Я бы и то с ним не легла никогда, никогда!!!
Да и она почти не ложилась. Редкий день за месяц предоставлялся Рите для утех постельных. Да и то она все должна была сделать быстро и сама. У мужа не было времени, сил, ну и, соответственно, почти не было желания. Если в отведенный ей день желания у него так и не возникало, то виноватой в этом, разумеется, оказывалась она. Что-то она не так делала, что-то у нее не выходило, не получалось. Однажды, всего лишь однажды она посмела слабо возразить и только намекнула, не сказала прямо, что все дело в его преклонном возрасте. И что из этого вышло? Вышел великолепный синяк у нее под глазом, с которым она просидела дома полтора месяца.
Но тс-с-с: никто об этом не должен знать! Никто, особенно мать! Если бы она обо всем, о чем только догадывалась, узнала точно, она давно уже начала бы действовать. А в каком направлении эти «действа» происходили бы, Рита знала наверняка.
– Он унижает тебя, скандалит с тобой, уезжает! – уже чуть сбавив обороты, причитала ее родительница. – Ни разу не позвонил за прошедшие две недели, потом отослал тебе эту говенную эсэмэску, в которой указывает – подготовить ему смокинг для очередного мероприятия! Паскудник!!! Мерзкий, морщинистый паскудник!!! Не смей к нему возвращаться, слышишь! Прокляну!!!
– Ма, ну хватит. – Рита сморщилась, у нее болела голова и щипало глаза, не иначе она простыла в студеной материной спальне. – Я все равно сегодня еду домой.
– Домой! – всхлипнула мать с чувством. – Это не дом, деточка, это тюрьма! Твоя тюрьма пожизненного заключения!!! Господи, что ты натворила?..
И, забыв о тазе с нашинкованной капустой, мать ушла из кухни, плача.
