«Ты еще указку возьми, умник!» — едва не фыркнул Калинкин, встал и поплелся в угол к чайнику.
И уже оттуда, плеснув себе жиденькой заварки в стакан, ответил:
— Ничего не подтвердилось. Машина простояла в тот день едва не до утра на стоянке возле офиса. Сам Черешнев работал. Свидетелей тьма. Ни единого намека на повреждения автомобиля, подтверждающих ДТП, нет. Либо ошибается, либо намеренно врет.
— Можно спросить? — Пухлые губы Александры разомкнулись, выпустив на волю едва различимый вопрос. — Где произошла эта авария и в какое время?
— Что-то около полуночи. На окраине города, — поспешил с ответом Халев, будто Калинкину успели за это время рот заклеить, лезет тоже еще, наставник.
— Как туда попала пострадавшая? Что делать там в такое время замужней женщине?
— Говорит, что муж ее туда вызвал телефонным звонком. — Калинкин пожал плечами. — Муж говорит, что не звонил.
— Это ведь можно проверить, — напомнила Александра, будто была самой умной. — Сопоставить время и…
— Сопоставили, — елейно улыбнулся ей Дмитрий. — Был звонок на их домашний телефон в это время. Звонок с мобильного, принадлежащего племяннице их домработницы. Та звонила своей тетке, чему тоже есть письменное подтверждение. Опрос проводился не мной, правда, но протокол опроса подшит в деле.
— Это может быть ложью, так ведь?
— Может быть ложью, но это правда. И мы не можем верить одной замороченной бабе, поставив под сомнение свидетельские показания десятка человек. Это вам урок номер один, Александра Степановна!
Ох, с каким удовлетворением он это выговаривал! С каким упоением наблюдал за тем, как лицо ее медленно наливается румянцем. Удалось-таки щелкнуть ее по ее же маленькому носику, еще как удалось! А то умничает, понимаешь, сидит. Учить его вздумала, как работать. И он ее еще не раз на место поставит, если захочет повторить подобное.
— Ладно, че ты, Димок, на бедную девушку наезжаешь?! — тут же вступился Халев, развернув свои плечи так, что в кабинете тут же сделалось душно.
Здоровяк был еще тот! С тренажеров не слезал все свое свободное время, а если оставалось, то бегал по стадиону. А чего не бегать? Семьи нет, детей тоже. Хочется спорта, так займись им.
Кстати, не потому ли, что Халев холост, начальник приставил его к Александре? Тогда почему его — Калинкина — обошел? Он же ведь тоже как бы не обременен узами. Хотя о чем это он печалится? Тьфу-тьфу-тьфу три раза! Упаси его, господи, от такого наставничества! Будет сверлить его своими серыми глазищами, то еще удовольствие.
— Свидетельские показания, согласна, брать под сомнение трудно. Тем более что они совпадают, тем более что их так много и они… — Тут она глянула на него так противно, как глядела тогда, когда пришла к нему за солью, и говорит: — И они могут быть хорошо подготовлены и согласованы. А как быть с машиной? Если она утверждает, что видела, как машина мужа ехала прямо на нее, а машина ее мужа тем временем была припаркована возле офиса, то…
— То, значит, это была машина точно такой же модели и цвета, это вы пытаетесь до меня донести? — перебил ее Калинкин, не простив этого ее едкого многозначительного взгляда.
— Ага.
— Надо же, я подумал о том же! — покачал он дурашливо головой, поморщился противному жидкому чаю без сахара, которого вечно на всех не хватало, и закончил: — Только что вот делать с номерами, Александра Степановна?
— Вы хотите сказать…
Она скосила растерянный взгляд на Халева, который, как дурачок, ловил каждое ее слово. Мало того, он просто глаз не сводил с ее пухлого рта и, кажется, даже облизывался при этом.
— Я хочу сказать, что гражданка Черешнева утверждает, что на той машине, что ее сбила, были номера машины ее мужа. Как вам это? Что на это скажете?
Калинкин в предвкушении ее падения на лопатки приосанился, скрестив руки перед грудью. Сейчас, вот сейчас она пожмет узенькими плечиками, покусает нижнюю губу, приведя тем самым в трепет бедного Халева, и промямлит растерянно: «Не знаю…»
Но черта с два! Не стала крохотная Александра теряться и губы терзать не стала. Она лишь подумала недолго. Вскинула на него глаза, в которых — ему точно не показалось — плескался самый настоящий охотничий азарт и еще, быть может, вызов и выдала, заставив его чертыхнуться про себя:
— Я скажу следующее, Дмитрий Иванович… Либо гражданка Черешнева врет… К слову, очень глупо врет! Неподготовленно врет, необоснованно и нелогично. Либо…
— Либо?
Илюха Халев развернулся к ней и уже готов был прямо сейчас клевать с ее ладони. Неужели она ему действительно так понравилась? Что он в ней нашел, интересно? Может, от безрыбья, правильнее, от безбабья в их отделе его так перекосило? Надо будет поинтересоваться при случае.
— Либо? — эхом повторил за Халевым Калинкин, поторапливая стажерку.
— Либо это очень хорошо спланированное преступление. И спланировано оно ее мужем.
— С целью?!
— Вы ведь говорили, что он очень стремился к тому, чтобы его жену признали невменяемой? Стало быть, очень хотел от нее избавиться. Здесь и нужно искать мотив.
— Ему-то это зачем?
Дмитрий был готов сейчас тряхнуть как следует эту самонадеянную глупую куклу, тряхнуть, чтобы привести ее в чувство и не позволить ей зарываться в собственных фантазиях. Часа не сидит за следовательским столом, а уже мнит о себе невесть что.
— Он при деньгах, а у нее их нет. И она, к слову, очень жаждет их получить. Сама мне в этом призналась. У нее мотивов — на троих хватит. А у него их просто-напросто нет.
— Знаете, я однажды фильм один смотрела, — вдруг перебила его глупая девчонка. — Так вот там главный герой перевел все свое состояние по какой-то причине на свою девушку или жену, не помню точно. И по этой самой причине не хотел ее потом от себя отпускать. Что, если…
— А вот вам урок номер два, Александра Степановна. — Калинкин судорожно рассмеялся, радуясь тому, что сейчас он щелкнет ее по носу вторично. — Сидя за этим вот столом, никогда не пытайтесь отождествлять себя с голливудскими киногероями. Здесь вам не кино! Здесь проза жизни! И быть так, как там, не может.
— Почему? — Она вздернула подбородок, глянув на него, как на врага.
— Потому что не может! Не мог Черешнев перевести свое состояние на свою жену без ее на то ведома! Не мог, понятно? — Сам не понимая, по какой причине, он как-то очень быстро перешел на крик. И даже откровенно укоризненный взгляд Ильи Халева его не способен был теперь остановить. — Она должна была хотя бы однажды подписать хоть какую-нибудь бумагу! Хоть какую-нибудь, даже если ей для ознакомления предлагалась последняя строка в документе.
— А она не подписывала? — Полный рот Александры Степановны самым непозволительным для этого кабинета образом приоткрылся и алел так, что Халеву едва не сделалось худо. — Она не подписывала никаких последних строк?
