— Почему вы не переоделись?
Он снова вернулся в столовую и навис над ней сзади, осматривая гладкую холеную кожу на лопатках сквозь рваные прорехи.
— Что? Переоделась? Когда? — Она привычно вжала голову в плечи, хотя Игорь Андреевич за спиной и не стоял.
— Когда вас заперли в комнате в рваной окровавленной майке, почему вы не переоделись?
— Я… Я не знаю… Да там и не во что было переодеваться. И зачем? Я все время лежала в кровати. Под одеялом. А потом, когда я думала, что обо мне забыли…
— Минуточку. А с чего вы взяли, что о вас забыли? — Он неожиданно для самого себя схватил ее лицо за подбородок и развернул к себе. — Что заставило вас так подумать?
Боли от прикосновения его пальцев она не испытывала, хотя держал он достаточно жестко. Притерпелась, наверное. Но вот от взгляда готова была провалиться сквозь землю, настолько холодно и проникновенно он смотрел — этот симпатичный въедливый следователь со смешной и очень мирной фамилией. Он будто приказывал ей — этот взгляд: расскажи! Расскажи все, о чем ты догадываешься. Расскажи и освободи себя от тюрьмы, а их от нудной и кропотливой работы. Расскажи немедленно — и будешь свободна от подозрений и…
Она ни за что не расскажет ему. Знать что-то знает, но не вымолвит ни слова. Это Калинкин понял почти тут же. Как понял и кое-что еще.
Она не убивала своего мужа и его домработницу. Не убивала! Он, конечно же, не пришьет к делу свои умозаключения и станет вести следствие по тому пути, по которому вести был призван. То есть станет разрабатывать всех возможных фигурантов, начиная с нее, но…
Но теперь Калинкин точно знал, что она не убивала. Не смогла бы. Как не может теперь выдать того человека, который сделал это за нее. Кто он?! Ради кого она была готова отправиться в тюрьму и отсидеть там долгие страшные годы лишений?! Ее бабка? Не-е-ет, вряд ли. Старому человеку было бы не под силу справиться с подобным. Да и алиби у той наверняка найдется в виде дотошных соседок, знающих все и про всех. Кто тогда?!
Владимира Черешнева заявила, что очень одинока. И что у нее никого нет. Но кто-то все же нашелся. Какой-то неведомый защитник, к которому она, возможно, питает сильные чувства. Причем достаточно сильные, раз не выдает. Кто этот защитник, благодетель? Мог он быть заинтересованным лицом в материальном плане? Да запросто! Стало быть, требуется в срочнейшем порядке перелопатить весь бизнес погибшего Черешнева Игоря Андреевича. Кто хозяин, кто генеральный, кто заместитель, кому принадлежит что и в каком объеме? Кто остается наследником, доверенным лицом? И так далее, и тому подобное.
Надо будет заслать завтра туда Александру. Ей изначально понравилась документальная версия, вот пускай ее и разрабатывает. Так, а завтра же суббота! Ну тогда в понедельник. Пусть отправляется туда в понедельник и лопатит учредительные документы. Не все же в кабинете просиживать и дары с предложениями от Халева принимать.
Так, так, так…
Кто же может быть этим человеком? Кто? Думай, Калинкин! Думай! Любовника она вряд ли могла иметь при таком жестком обращении со стороны мужа и строжайшем контроле со стороны домработницы. Наверняка все ему доносила. Наверняка докладывала о каждом шаге. Теперь-то не расскажет, да.
Сколько они прожили в браке? Кажется, пять лет.
— Да, пять лет, — кивнула Влада удрученно, когда он спросил ее об этом.
Пять лет — срок немалый, чтобы привыкнуть, приспособиться и начать врать и изворачиваться. Вполне могла завести шашни на стороне. Отдушина-то у нее должна была быть какая-нибудь! Должна, должна и была стопроцентно. Надо искать ухажера. Он, он, голубчик, угомонил соперника, желая раз и навсегда отомстить обидчику. А девочка заперта была! Докажите обратное, господа сыщики!
А доказать будет сложно. Из окна выбиралась по лестнице, тому свидетели имеются. С ними же потом и в дом вошла. И ключ торчал снаружи из замка ее двери, пацаны подтвердили, а они народ глазастый. Да и любопытно было им наверняка, с чего это тетка в драной майке с лестницей корячится. Ключ был в замке…
— Для чего ребята пошли за вами в дом? Я имею в виду, когда вы выбрались? — Ответ он знал заранее, а все равно спросил.
— За деньгами. Я же заплатить обещала. В сумочке своей на вешалке поискала, ничего нет. Пошла наверх, в спальню. Игорь Андреевич мне всегда оставлял деньги на тумбочке возле кровати. Я и пошла туда. Ребята следом за мной. Зашли туда вместе, а там такое!..
Ребятам не только деньги были нужны, догадался Калинкин. Почему на полуголую даму не поглазеть, раз случай представился? Сначала с лестницей приставала, потом спускалась по ней, в дом привела. Это ли не приключение для тринадцатилетних пацанов! Будет что рассказать в школе после летних каникул. Их любопытство, пожалуй, единственное, на что она может рассчитывать. Только сочтет ли прокурор веским основанием показания неразумных детей, имея в деле два жестоких убийства?
— Подвиньтесь, — неожиданно попросил ее Калинкин.
Влада сидела ровно посередине дивана, продолжая закрываться от всех руками. Неожиданная просьба следователя ее удивила, но она послушно пододвинулась. Он сел рядом, почти касаясь ее голого плеча своим. Побарабанил снова по столу, оставляя пятна теперь уже с этого края, и проговорил достаточно тихо, чтобы их не смогла расслышать девушка, маячившая неподалеку:
— Я сейчас скажу вам одну вещь, Влада. Скажу ее только один раз, не повторю более никогда, а следом задам вам вопрос. Если вы мне на него отвечаете верно, я — ваш союзник. Если нет — увольте! Ищите себе в помощь кого-то еще. Давайте попробуем?
Она не кивнула и не ответила ничего, лишь еще ниже опустила голову.
— Итак… — Он почти шептал ей на ухо, слыша тонкий аромат ее духов, который не способен был заглушить тошнотворный запах засохшей крови на ее одежде. — Я верю, что вы никого не убивали, Владимира Черешнева. Я верю, слышите?!
Она кивнула наконец, но на него смотреть не стала.
— Но я не верю, что вы не знаете, кто это сделал! Как быть?
И его пальцы снова вцепились в ее подбородок. Он задрал ее лицо так, что тут же заныла шея и глаза заслезились от его цепкого взгляда. А может, они по другой причине заслезились? Может, безысходность жуткая из нее слезу давила? И страх еще за того, кто… решил помочь ей таким вот варварским способом.
Назвать его?! Назвать?!! Да как она может?! А вдруг она ошибается и Удальцов здесь вовсе ни при чем?!
Они ведь очень редко запирали днем входную дверь, живя за высоким забором. Татьяна, да и она тоже часто выходили во двор, работали в саду. Позади дома под навесом развешивалось выстиранное белье. Чего было замком без конца щелкать? Да и кому они тут нужны? — частенько восклицал Черешнев.
Никому!
Почти никогда и никого не впускали в свою личную жизнь, редкое исключение — показательные выступления Черешнева на дороге возле калитки, когда ему вдруг с чего-то хотелось предстать перед кем-то заботливым и нежным супругом. А дальше калитки — запретная зона. Как, впрочем, и у всех остальных.
