Ее заботило. И Халеву она нагрубила в ответ. Тот в долгу не остался. И они поссорились на глазах у Калинкина, тут же выскочив друг за другом из кабинета. Вернулись через полчаса оба надутые и неразговорчивые. Халев вскоре принялся звонить на глазах у Александры каким-то подружкам, балагуря, как подросток, и осыпая их комплиментами. Александра с пониманием ухмылялась и, кажется, вовсе не расстроилась. А Калинкин, конечно же, торжествовал.
Они поссорились! Из-за ерунды, из-за работы! Кто же из-за этого ссорится так серьезно? Это же глупо и неуместно. Можно поспорить, можно даже немножко пойти на поводу у любимой подружки, но чтобы так вот — всерьез…
Нет, так нельзя. И уж тем более не нужно было Илье звонить своим знакомым девчонкам на глазах у Александры и приглашать их вечером сходить куда-нибудь. После этого разве возможно примирение? Вряд ли. Но отрицать то, что их ссора легла на душу Калинкина бальзамом чудодейственным, он бы поостерегся.
Он, конечно же, придумал для самого себя оправдание, почему его так радует их ссора, мысленно показав язык вредной девчонке со странными глазами, способными менять цвет.
Вот, мол, тебе, умница! И Илюха недолго тебя терпел. Теперь ни букетиков не будет, ни шоколадок. Но в глубине души все же понимал, что причина его ликования совершенно в другом.
Она теперь свободна! Свободна от обязательств, от возможного бракосочетания, и вообще он может теперь ее даже до дома проводить. И ему хорошо, и бабке ее в радость.
Допросов на сегодня больше не предвиделось. Черешневу попросил пару дней не трогать лечащий врач. Так что конец рабочего дня можно было сделать и покороче.
Ближе к четырем Калинкин засобирался, нарочито долго тасуя бумаги, укладывая их по папкам, стопкам, а часть в портфель для работы дома. Александра, которая Степановна, тихой мышкой сидела в своем углу и что-то бездумно чертила на листе бумаги.
— Дим, ты домой? — вдруг оборвала она паузу.
И так он был благодарен ей за этот вопрос, что даже не удержался и выдохнул с облегчением. Он ведь замучился уже вхолостую лопатить бумаги. По четвертому кругу, наверное, уже перекладывал. Сколько можно?..
— Я не знаю, а ты? — пожал плечами Калинкин, украдкой наблюдая за ней. — Долго еще собираешься сидеть?
— Да я вроде уже все закончила. Хотела бы с тобой переговорить… То есть попросить разрешения… Ты, как старший, либо позволишь, либо нет, но… — Она вскинула на него умоляющий взгляд и часто-часто заморгала, будто плакать собралась. — Но даже боюсь тебе говорить об этом.
— Не бойся, говори. — Калинкин подхватил стул, поставил его на место, облюбованное прежде Илюхой, почти притиснулся к ее плечу и снова повторил: — Говори, Саш, что хотела?
— Только ты не злись, идет?
— Идет, — кивнул Калинкин, сразу поняв, о чем она станет его просить.
— Понимаешь, мне все не дает покоя это дорожно-транспортное происшествие, — вздохнула она виновато. — Что-то здесь не так. Как-то не вяжется. Ты-то что по этому поводу думаешь, а, Дим?
— Я-то? Я думаю, наверное, то же, что и ты, — признался он нехотя. — Без участия Черешнева здесь не обошлось. Звонок домой был поздним вечером, почти ночью. Правда, сделан он был с мобильного племянницы или племянника, родственника, одним словом, их домработницы. Но… Но если учесть, что та состояла в интимной связи с хозяином дома, запросто могла вступить с ним в сговор. Так ведь?
— Конечно!
Ох как она обрадовалась. Такой благодарностью засияли ее серые глазищи, снова начав менять цвет, наполняясь странной бирюзой. Так счастливо улыбнулась, что Калинкин не хотел, да умилился. И мысленно похвалил себя за сдержанность. Хорошо, что не стал от нее отмахиваться, как от надоедливой мухи.
— Потом, вся эта ерунда с машинами, — продолжил он ее радовать, решив поделиться информацией, которую тщательно скрывал ото всех.
— С какими машинами, Дим? — Она подалась вперед, почти касаясь его лба своим. — Какими машинами? Ты имеешь в виду то, что марка машины была той же и номер? Так это могли конкуренты его подставить — Черешнева я имею в виду. Тут у меня версия его причастности немного того, хромает.
— В том-то и дело, что…
Ее рот вдруг оказался совсем рядом. Яркий, зовущий, и Калинкин не выдержал и поцеловал его. Не впивался, как ему того хотелось, нет. Просто слегка тронул его своими губами, будто кистью мазнул. Тут же сам смутился своей несдержанности, отодвинулся и пробормотал:
— Извини, не смог устоять. Губы у тебя, Саша, это что-то… Извини. Ничего, что я тебя поцеловал?
— Ничего. — Она громыхнула все же стулом, отодвигаясь, и начала тут же заправлять выбившиеся из прически прядки волос себе за уши.
— Ну, я думал, что у вас с Илюхой…
— Халев сейчас уехал на свидание, если я не ошибаюсь, — тут же выпрямилась она и вскинула подбородок. — И я больше не хочу говорить о нем. К тому же ты сам утверждал, что я с ним из-за того, чтобы разбудить в тебе ревность. Как считаешь, получилось?
Тон, которым все это она выговаривала, был отвратительным на взгляд Дмитрия. Вызывающим, пригибающим его шею к земле и щелкающим его сто раз по носу, но…
Но он почему-то не стал с ней спорить. Протестовать, беситься, указывать ей ее место, кивнул лишь с легкой улыбкой:
— Получилось.
— И ты ревновал? — Ее глаза прищурились. — В самом деле ревновал, Калинкин? Меня к Халеву?
— А что такого? Почему тебя это так удивляет?
— Так ты же считал меня всегда ничтожеством, — хмыкнула она с пониманием, положила ладони себе на грудь и слегка сдавила. — И здесь у меня совсем не так, как ты любишь, и вообще…
— Дура ты, Шурка, — засмеялся беззвучно Калинкин, изо всех сил сейчас желая того, чтобы на ее груди сейчас лежали не ее ладони, а его. — Ох и дура! Идем, что ли, домой тебя провожу.
— Идем, — не стала она спорить и встала со стула, потянувшись к сумочке.
Он тоже встал, взялся за стул, но замешкался чего-то, преграждая ей дорогу, а Александра уже начала выбираться со своего места.
Она сделала пару шагов, а он все еще топтался со стулом этим дурацким, держа его за спинку. И как-то так получилось, что она слегка задела его бедром, споткнулась и подалась в его сторону. Стул он тут же отбросил в сторону, схватил ее руки, забросил их себе на шею и с силой прижал эту вздорную девчонку к себе.
— Саша… — шепнул сдавленно, поражаясь тому, как приятно держать ее в руках.
— Сюда могут войти, — выдохнула она ему в лицо, касаясь губами щеки. — Сюда могут войти в любую минуту, Калинкин!
— Кто? Конец рабочего дня! Все кабинеты уже почти закрыты.
— Наш-то открыт, и сюда могут войти, — тут же принялась она спорить, уперлась руками ему в грудь и постаралась отодвинуться.
