Тут сердце Чарльза настоятельно потребовало простить Клионе ее заблуждение. Она не знала правды о Джоне, а потому винить нужно самого себя.
Теперь он должен действовать.
Но графа ожидало потрясение. Когда он передал Урагана выбежавшему навстречу груму и постучал в парадные двери, ему открыл Дэвис, управляющий сэра Кентона, который хорошо его знал. Но вместо того, чтобы уступить гостю дорогу, Дэвис, смущенно переминаясь с ноги на ногу, остался стоять в дверном проеме, не пропуская Чарльза.
— Я пришел повидаться с леди Клионой, — объяснил Чарльз.
— Простите, милорд, но леди Клионы нет дома.
— Что значит «нет дома»? — гневно воскликнул Чарльз. — Я только что ее видел. Я знаю, что она здесь.
— Да, милорд, — с жалким видом сказал Дэвис. — Но ее нет дома.
— Не говори чепухи. Ты знаешь, кто я. Дай пройти.
— Простите, милорд. Я должен исполнять приказ.
— Чей приказ?
— Ее светлости.
— И ее для всех «нет дома»? — угрожающе спросил Чарльз.
Дэвис шумно сглотнул.
— Нет, милорд. Только для вашей светлости. Управляющий выглядел таким несчастным, что Чарльз сжалился над ним. Шагнув в дом, он силой отодвинул его с дороги.
— Теперь леди Клиона не сможет тебя обвинить, — сказал граф. — Просто скажи ей, что во всем виноват я.
— Да, милорд. Как прикажет ваша светлость.
Дверь в гостиную была открыта, и сквозь узкий просвет он увидел Клиону. Не теряя времени на любезности, граф уверенным шагом вошел в комнату, закрыл за собой дверь и сказал:
— Какого дьявола вам вздумалось отказываться меня видеть?
— Я полагала, что мои соображения предельно ясны, — холодно ответила девушка. — Пожалуйста, оставьте меня немедленно.
— И не подумаю.
— В таком случае я позову слуг, и они выдворят вас отсюда.
— Если вы говорите о Дэвисе, не думаю, что он рискнет. Не глупите. Люди в этом доме знают меня долгие годы. Ни один из них не тронет меня.
— Тогда я прошу вас уйти, — с достоинством произнесла Клиона.
— Когда скажу то, за чем пришел.
— Будьте добры сказать это и уйти.
— Черт побери, Клиона, перестаньте разговаривать со мной, точно обиженная вдова!
Тут Клиона не выдержала.
— Сэр, вы поставили меня в известность, что у вас сомнительная репутация в том, что касается женщин, и теперь я вижу, что это правда. Вы навязали мне свое присутствие, и теперь, несмотря на все возражения, я оказалась с вами наедине.
— Клиона…
Но та превратилась в мстительную фурию.
— Позвольте напомнить, сэр, что вы сами говорили, будто «мне следует быть осторожнее». Полагаю, такую форму вы избрали, чтобы не назвать меня легкомысленной…
— Я не…
— Что ж, я пытаюсь проявлять осторожность, но это очень трудно, когда на меня набрасывается грубиян, которому нет дела до моей репутации.
Она внезапно смолкла и отвернулась, чтобы дрожь в голосе не была слишком явственной.
— Прошу прошения, если мое поведение кажется вам грубым, — чопорно сказал граф. — Я не хотел приходить сюда… я пытался этого избежать…
— Как предусмотрительно с вашей стороны! — со злостью произнесла Клиона.
— Меня привел сюда долг. Я должен предупредить вас… ради вашего же блага… я не могу оставить вас в неведении относительно… — Чарльз набрал в легкие побольше воздуха. — Я пришел по поводу моего кузена Джона.
Клиона молча смотрела на него.
— Я видел, как он сегодня уезжал отсюда, — запинаясь, продолжил Чарльз, движимый любовью и отчаянием, неверно подбирая слова, понимая это, но будучи не в силах остановиться. — Я видел, как он откланивался, видел, как он целовал вашу руку, и должен предостеречь вас от поощрения его намерений.
Клиону словно обволокло завесой ледяной гордости.
— Вы уже дали понять, что я недостаточно хороша для вас…
— Я никогда не…
— …А теперь хотите сказать, что я недостаточно хороша для кого-либо из вашей семьи. Прекрасно, вы сказали то, ради чего приходили. А теперь я требую, чтобы вы ушли.
— Ну, почему вы каждое мое слово понимаете неверно? — воскликнул граф. — Вы, конечно же, вполне хороши для любого из нашей семьи. Вы слишком хороши…
Чарльз оборвал себя и уныло вздохнул.
— У меня все валится из рук. Просто позвольте мне высказаться. После этого я оставлю вас в покое, обещаю.
Чарльз не в силах был встретиться с Клионой взглядом и увидеть в ее глазах, какая пропасть легла между ними, а потому отвернулся и подошел к окну.
— Когда мы впервые встретились, — начал он, с трудом выговаривая слова, — вы сразу же поняли, что я озабочен. Так и было, только я не сказал вам, что меня тревожит. Теперь я жалею, что не сделал этого.
— Какое значение это может иметь сейчас?
— Потому что проблема заключалась в Джоне. И сейчас заключается. Я говорил вам, что наши отцы были близнецами. Вы видели портреты. Его отец вырос с мыслью, что является обманутым наследником. Он передал эту идею Джону, который решил, что я ему чем-то обязан. На самом деле, он считает, что я обязан ему всем.
Граф повернулся к Клионе.
— Он разбрасывается деньгами, как грязью, и швыряет мне счета. Я всегда их оплачивал, потому что в противном случае Джона заключили бы в долговую тюрьму, а честь семьи и уважение к чувствам нашей бабушки не позволяют мне этого допустить. Он знает это. Он рассчитывает на это. Он тратит и тратит, и уже довел меня до грани разорения. Теперь я должен думать о деньгах не ради себя самого, а ради тех, кто от меня зависит, и ради сохранения наследия рода. Я должен все время об этом помнить. Я не могу позволить себе думать о чем-то другом. В тот вечер я не должен был выходить с вами в сад. Я не имел права, зная, что брак между нами невозможен. Мое единственное оправдание в том, что я был слаб. Я тосковал по вас и я…
Взгляд Клионы был прикован к нему в напряженном томлении, и он понял, что ее гнев растаял. Теперь она ждала, она хотела услышать, что он любит ее.
— Я не был с вами честен, — сказал он. — Иначе… сейчас между нами все могло бы быть по-другому.
Клиона смягчилась, глядя на Чарльза с теплотой, которая чуть не сломила его. Но ради ее блага граф не сдавался.
— Я был трусом, — резко продолжил он. — Я не в силах был рассказать вам правду и создал между нами барьер, который теперь невозможно преодолеть.
— Чарльз, вы меня пугаете.
— Вам нечего бояться. Позвольте мне быстрее договорить, чтобы вы смогли презирать меня так же, как я презираю себя сам, и пусть все это закончится.
