Решимость сползла с лица Джона, он отступил на шаг и опустил руку.
— К черту вас обоих! — со злостью сказал он.
— Это была всего лишь шутка, Уоткинс, — успокоил дворецкого Чарльз. — Ты же знаешь, что мы неисправимы. — Улыбка, посланная Джону, была приглашением вернуться, хотя бы на миг, к дружбе. — Ты ведь, конечно, не думаешь, что эта штука заряжена?
Едва произнеся эти слова, Чарльз понял, что совершил роковую ошибку. Теперь Джону не оставалось ничего другого, как снова поднять револьвер, быстро прицелиться и точным попаданием разнести вдребезги фарфоровую фигурку, что стояла на каминной полке.
— Так будет понятнее, — сказал Джон и зашагал прочь из комнаты.
— Милорд, — произнес дрожащий и бледный Уоткинс. — Никогда еще я не был так потрясен.
— Не придавай этому слишком большого значения, мой старый друг, — мягко сказал Чарльз. — Ты его знаешь. Все это — игра на публику. Он бы никогда в меня по-настоящему не выстрелил.
— Сознательно, быть может, и нет. Но его палец дрожал на курке… Разве можно с уверенностью сказать, что ничего бы не произошло?
— Пожалуй, нет, — согласился Чарльз. Он печально улыбнулся, что придало его суровым чертам особый шарм. — Разве не безумием было открыто ему противостоять? Думаю, по-своему я так же безрассуден, как и он. Но запугать себя не позволю, даже оружием.
Чарльз потер рукой усталые глаза.
— Забудь об этом, Уоткинс, — взмолился он. — Просто нашло что-то.
— Как вашей светлости будет угодно, — ответил казенным голосом дворецкий.
Граф поморщился.
— От твоего взгляда ничто не ускользает, верно? После стольких лет, что ты проработал на нашу семью, остался ли у нас хоть один секрет от тебя?
— Нет, если говорить о мистере Джоне, милорд. И я надеюсь, нет нужды уверять вашу светлость, что я никогда не обсуждал ни с кем семейные тайны.
— Конечно, тебе нет нужды говорить об этом, Уоткинс. Хотя думаю, что худшее уже довольно широко известно.
— Я слышал сплетни в «Танцующем лакее», — согласился Уоткинс и, надменно фыркнув, добавил: — Я категорично их отвергаю.
— Молодец. И, конечно же, нет нужды волновать маму и бабушку этой историей.
— Мой рот на замке, милорд.
— Я сказал брату, что не заплачу больше ни пенни.
— Да, милорд.
— Как бы он ни запугивал меня скандалом.
— Конечно, милорд.
— Знаю, я говорил так и раньше, но теперь я настроен решительно.
— Да, милорд.
— Это мое окончательное решение.
— Да, милорд.
— И перестань делать вид, будто согласен со мной, — рассердился граф, — тогда как на самом деле ожидаешь, что я в который раз уступлю.
Уоткинс в ответ только пожал плечами, выражая покорное согласие. Граф вздохнул.
— Знаю, — сказал он. — И, что еще хуже, он знает. Потому-то и оставил счета на моем столе.
* * *
— Моя дорогая девочка! — леди Арнфилд, широко раскинув руки, спустилась к племяннице и заключила в теплые объятия. — Добро пожаловать, добро пожаловать!
Леди Клиона с радостью ответила хозяйке тем же.
— Дорогая тетя, — сказала она, — мне так не терпелось повидаться с вами!
Женщины ослабили объятия, чтобы взглянуть друг на друга. Леди Арнфилд было больше пятидесяти лет, но в манере одеваться прослеживалась слабость к нарядам, предназначенным для дам несколько более юного возраста. Бывшие сейчас в моде огромные кринолины выставляли ее дородную фигуру не в лучшем свете, а любовь к экстравагантным украшениям только усугубляла ситуацию. Однако общаться с леди Арнфилд было легко и приятно; лицо ее светилось радостью и добротой.
Молодой женщине, которая сейчас улыбалась хозяйке дома, было девятнадцать лет, модный наряд идеально сочетался со стройной, изящной фигуркой. Ее талия была миниатюрной, равно как и ступни, выглядывавшие из-под кринолина. Милое и озорное личико обрамлял ореол золотистых волос, придававший девушке вид очаровательной куколки.
Это впечатление рассеивалось из-за ее глаз. Темно-синие, почти фиолетовые, они обладали такой глубиной, что казались созданными манить всех окружающих на поиски спрятанной за ними души.
Частью привлекательности девушки было то, что она, казалось, не осознавала собственных чар. В насыщенные, лихорадочные дни лондонского сезона Клиона флиртовала и шутила с множеством поклонников, однако присущие ей естественность и правдивость притягивали мужчин не меньше, чем красота.
Впрочем, в данный момент ее тетю больше занимали приятные мысли о том, какой фурор произведет племянница в округе. Редкой дебютантке света выпадал на долю такой шумный успех, как леди Клионе. Кандидаты в мужья не давали ей проходу, привлеченные как ее обаянием, так и приданым, но она всем отказывала.
Теперь, когда лондонский сезон окончился, у леди Арнфилд появились свои планы на племянницу.
Первым шагом в их осуществлении было провести Клиону в приготовленную для нее комнату. Тетушка вскрикнула от радости, когда горничная принялась распаковывать чемоданы.
Перед глазами возникали горы изысканного нижнего белья, украшенные вышивкой юбки, чулки, шарфы, платки с кружевами… Утренние, дневные и вечерние туалеты из атласа, шелка и кружев… Платья для чаепитий и платья для прогулок, костюмы и сапоги для верховой езды и туфли для всех случаев… Ожерелья, диадемы, кольца, броши, серьги…
Леди Арнфилд жила в достатке, ибо ее мужем был сэр Кентон Арнфилд, лорд-наместник
[1] графства. Однако супруги не владели и третью того богатства, каким обладала Клиона, и подобного гардероба леди Арнфилд еще никогда не приходилось видеть.
— Боюсь, что тетя Джулия, опекавшая меня во время лондонского сезона, считает, что я расточительна, — признала Клиона. — Как вам известно, мой сезон не был полным, поскольку в Лондон я попала только в мае, и она сомневалась, что мне понадобятся все эти туалеты.
— Неужели? — сказала леди Арнфилд тоном, не сулившим добра ее сестре Джулии. — Что ж, она никогда не отличалась умением делать что-то правильно.
— И боюсь, что я шокировала ее еще больше, когда буквально на прошлой неделе купила несколько новых нарядов, — продолжила Клиона с плохо скрываемым озорством. — Она сказала, что такая роскошь абсолютно излишня для провинции.
— Значит, она глупа, — сказала леди Арнфилд. — И при встрече я скажу ей об этом.
Клиона пошла в пляс по комнате, словно путешествие из Лондона в вагоне поезда вовсе ее не утомило. Что, впрочем, вполне соответствовало действительности.
