Они постарались на славу: там были и домашние сыры, и всевозможные деликатесы, а вина были самыми лучшими и выдержанными.
Дэвид был на седьмом небе от счастья, потому что герцог возложил на него обязанности хозяина приема. Они с Паулиной сидели во главе центрального стола, и выглядели такими взволнованными и счастливыми одновременно, что Арлетта от всей души порадовалась за своих любимых подопечных.
Герцог произнес речь, в которой поблагодарил всех присутствующих за их поздравления и пожелания. Он возвестил, что теперь в замке наступила эра любви и счастья и что темные тучи развеялись, и навсегда остались в прошлом.
Пока он говорил, Арлетта поклялась себе, что отныне будет всегда помогать людям избавляться от страданий.
Вскоре они покинули зал, где царило всеобщее веселье, и отправились в отдельную комнату, где их ждал ужин на двоих.
В этой комнате Арлетта прежде не бывала.
Она не помнила, что ела и пила. Им прислуживал официант, поэтому они беседовали на обычные темы, но их глаза сияли и говорили о другом.
Она ни о чем другом не могла думать, только о том, что герцог любит ее, и постоянно чувствовала трепет, рожденный его близостью.
Наконец они встали из-за стола, и Арлетта решила, что сейчас он поведет ее в свой кабинет. Но герцог повел ее по главной лестнице, и она подумала, что они идут в бальный зал, где он впервые увидел ее и влюбился.
Но Арлетта ошиблась и на этот раз. Они прошли по коридору дальше до самого конца. Там находилась собственная спальня герцога.
Рядом была еще одна дверь. Управляющий уже говорил Арлетте, что эти покои предназначены ей.
Дэвид никогда не показывал ей эту комнату, потому что ключи были спрятаны у герцогини. А спальню герцога и подавно, потому что он боялся своего дядю.
Арлетта была в восхищении. Ей еще никогда не приходилось видеть таких красивых комнат. Ее спальня была выдержана в нежно-голубых тонах и украшена букетами белых лилий, которые прекрасно контрастировали с картинами Фрагонара, на которых были изображены сцены любви античных божеств.
Под куполом потолка была изображена пеннорожденная Венера, а полог кровати поддерживали купидоны.
— В такой восхитительной комнате… я чувствую себя… словно во сне! — воскликнула Арлетта.
— Пойдем, взглянем на мою, — предложил герцог.
Он открыл дверь, соединявшую их комнаты, и Арлетта увидела, что его спальня была еще больше.
Она была отделана в том же стиле, но была более мужской по духу.
Полог у кровати был из красного бархата, а над высокой резной спинкой красовался герб Сотеров.
Арлетта сразу же обратила внимание, что его комната была украшена теми же цветами, что и ее. Это были белые лилии и орхидеи. Пока она разглядывала комнату, герцог закрыл дверь и теперь стоял совсем рядом. Она подумала, что он сейчас ее поцелует.
Но он осторожно снял с ее головы прекрасную корону и прижал к груди. Потом он снял фату, и вместе с короной положил на столик.
Арлетта ждала, что будет дальше. Она решила положиться на его волю, хотя страстно желала, чтобы он ее поцеловал.
Герцог, не торопясь, стал вынимать из ее волос шпильки, пока прекрасные белокурые волосы упали ей на плечи.
— Теперь, дорогая, ты выглядишь так же, как тогда, когда я впервые тебя увидел. Правда, сегодня на тебе намного больше одежды.
— Ты… смущаешь меня, — тихо проговорила Арлетта.
— Я обожаю, когда ты смущаешься, — ответил герцог.
Он взял ее за подбородок и приблизил к ней свои губы.
Арлетта ощутила, как волны блаженства разошлись от ее губ по всему телу. Она не заметила, как герцог расстегнул ее свадебное платье, и оно легко скользнуло на пол.
Он подхватил ее и отнес на кровать.
Арлетта не осознавала, что происходит. Ее поглотило восхитительное чувство, слившееся с биением ее сердца. Ее существо было переполнено любовью.
Она вся, и душой, и телом, принадлежала ему.
Он положил ее на прекрасные шелковые подушки и накрыл легким вышитым покрывалом.
Ее глаза сияли ярче солнца.
Герцог опустился на постель рядом с ней. Он обнял ее, и Арлетта затрепетала от счастья.
Ей казалось, что они как будто бы два ангела. Оторвавшись от земли, они парят в бескрайней лазури неба. Она знала, что герцог чувствует то же самое.
— Я люблю тебя, — сказал он по-французски. И добавил по-английски: — Я тебя люблю!
Их губы слились в долгом поцелуе, и сердца бились в унисон. Арлетта чувствовала, как руки герцога ласкают ее тело.
Она прошептала прерывающимся от счастья голосом.
— Научи… меня… любви.
Она понимала, что нет такого языка, на котором они могли бы высказать свою любовь.
Но слова были ни к чему.
Их любовь была самой жизнью. Жизнью, данной человеку от Бога, частью вечности.
