Между тем жизнь в Линдисфарне скоро вернулась к норме. Многие монахи, в том числе епископ Хигбальд, спаслись от норманнов. Уцелели и драгоценные монастырские мощи, и многие другие сокровища, например удивительное, затейливо иллюстрированное Линдисфарнское Евангелие, ныне выставленное в Британской библиотеке в Лондоне. Скорее всего, монахи все же получили какое-то предупреждение и успели спрятать многие монастырские ценности – невысокий скалистый холм поблизости, где в наши дни стоит замок, мог быть хорошим дозорным постом. Алкуин не упоминает ни пожара, ни злонамеренных разрушений, так что строения монастыря, видимо, остались неповрежденными и за год обитель восстановилась. Возможно даже, что плененные монахи в конце концов вернулись домой. Алкуин писал Хигбальду, что Карл Великий попробует их выкупить; удалось ли ему это, мы не знаем. После неудачи в Джарроу более 30 лет английские хроники не упоминают о норманнских вторжениях. Но это не значит, что их не было. В 804 г. монахи кентского аббатства Лиминдж, расположенного в нескольких километрах от берега Ла-Манша, из предосторожности условились об убежище с обитателями относительно безопасного и недальнего Кентербери. Пятью годами позже викинги дерзко захватили в море папского легата Эалдвульфа, возвращавшегося на континент из поездки в Нортумбрию. Понимая, что пленили важную персону, викинги тут же доставили легата обратно в Англию, где его выкупил мерсийский король Кенвульф. Однако редкие нападения малыми силами не воспринимались как заметные события на фоне многих битв, происходивших в этот период между четырьмя англосаксонскими королевствами: Нортумбрией, Мерсией, Восточной Англией и Уэссексом. Особенно острым было соперничество Мерсии и Уэссекса: они оспаривали друг у друга статус главного королевства Британии. Кульминации это соперничество достигло в 825 г., когда в великой битве при Элландуне в Уилтшире король Эгберт Уэссекский разбил войско Беорнвульфа Мерсийского и получил титул «бретвальда», не имевший четкого определения и значивший, видимо, что-то вроде «повелитель Британии».
Угроза усиливается
В 830-е гг. ситуация изменилась. В 789 г. Портленд грабили всего на трех кораблях, и это было классическим примером того, что норманны называли strandhögg, «наскок-отход». Очевидно, такая тактика была типичной для первых норманнских вторжений. Затем, в 836 г., у западного побережья Англии появился флот из 25 или 35 (источники расходятся в оценке) датских кораблей. Король Эгберт собрал войско и встретил данов у Кархэмптона, в Сомерсете. Оба войска упорно сражались, но в итоге англосаксы дрогнули и, как описал это английский хронист, «поле великой бойни осталось за данами». Англосаксы, однако, скоро нашли случай взять реванш. В 838 г. датский флот приплыл к берегам Корнуолла, который в то время был независимым кельтским королевством. Эгберт большую часть своего царствования пытался покорить корнов, и неудивительно, что они с радостью приняли данов как союзников и вместе стали планировать нападение на Уэссекс. Эгберт, однако, оказался быстрее и ударил первым, разбив норманнско-корнские силы в сражении у Хингстон-Дауна. Это была последняя победа Эгберта. Он умер в следующем году, добившись господства Уэссекса над прочими англосаксонскими королевствами и создав прецедент успешного сопротивления викингам, на который будут опираться его наследники.
В 850 г. норманны опять активизировались: датское воинство захватило остров Танет в Кенте и осталось там на зимовку в укрепленном лагере. До тех пор вторжения оставались сезонным явлением, ограничиваясь летними месяцами, и к сентябрю викинги отправлялись домой, чтобы осенние шторма не застали их в море. Зимовка на чужой земле позволяла норманнам продлить «сезон» до глубокой осени и пораньше начать его в следующем году. Весной 851 г. в Кент прибыл еще один флот викингов. Состоявшая, как сообщали, из 350 кораблей, это была самая крупная на тот момент и не сравнимая ни с одной из прежних военная экспедиция норманнов в Англию. Эта армада разграбила Кентербери, главный центр христианства в Англии, а затем новый порт Лондон. Король Мерсии Беортвульф вызвал данов на битву, но потерпел сокрушительное поражение. Воодушевленные успехом, норманны перешли Темзу и вторглись в Уэссекс, но там их ждало поражение в битве у неизвестного нам места под названием Акли (Дубовое поле). Это была величайшая кровавая расправа над разбойниками-язычниками, о какой только приходилось слышать английскому хронисту.
В том же году Этельстан, сын короля Этельвульфа Уэссекского, разбил норманнский флот в морском бою в гавани Сэндвича и захватил девять кораблей. Морские сражения в эпоху викингов были чрезвычайно редки. Корабли того периода не могли подолгу оставаться в море и патрулировать воды, так что шансы перехватить флот викингов вдали от берегов были ничтожны. Битвы, если и случались, то чаще всего тогда, когда одному флотоводцу удавалось запереть другого в бухте или устье реки, как, видимо, и поступил Этельстан. Эти победы дали Англии лишь один год передышки, и в 853 г. викинги снова были на острове Танет. Несмотря на постоянные нападения, Этельвульф Уэссекский счел, что его королевство в достаточной безопасности, чтобы он мог на год уехать в Рим с визитом к папе в 885 г., взяв с собой младшего и любимого сына Альфреда. Викинги были серьезной неприятностью, но пока еще не казались смертельной угрозой.
Норманнская тактика
Более чем за полвека норманнских вторжений англосаксы показали себя достойными противниками. Да, многие важные города подверглись разграблению, но британцы, безусловно, знали, насколько сильнее страдают от нападений викингов Ирландия и Франкия. Англосаксы никогда не боялись драки и, если удавалось вступить с норманнами в сражение, чаще побеждали. Викинги, при всей их легендарной свирепости, вовсе не были непобедимыми чудо-воинами. Оружие их ничем не превосходило оружие англосаксов или франков, и они не применяли никаких передовых тактик. На поле боя отличить норманнов от англосаксов было бы непросто. И те и другие дрались в пешем строю, полагались на щит и копье как основное оружие и строились в один и тот же боевой порядок, называвшийся стеной щитов, при котором у каждого воина в цепи щит краем слегка заходил на щит соседа. Глубина строя зависела от численности войска, и воины задних рядов прибавляли напора передним, когда те вступали в контакт с противником и нужно было давить и толкать его, а если в переднем ряду кто-то падал, сраженный, его место занимал шедший сзади. Жизненно важно было удерживать неразрывность стены. Во многих сражениях перелом наступал, когда у одной из сторон сдавали нервы и она пыталась отступать. Если при этом удавалось удержать щиты сплошной стеной, побежденное войско могло отойти в боевом порядке без тяжелых потерь, чтобы готовиться к новым битвам. Если же стена щитов рассыпалась, дальше каждому приходилось отбиваться в одиночку, и потери войска бывали страшными, так как враг мог спокойно разить бегущих в беззащитные спины.
Если и был какой-то секрет норманнских военных успехов, то это мобильность, которая позволяла викингам удерживать инициативу. До Нового времени путь водой неизменно был быстрее, чем по суше. При той небольшой осадке, что была у их ладей, викинги могли высаживаться на берег почти где угодно и подниматься по рекам вглубь материка. Если местные силы были наготове и ждали врага, пираты могли просто проплыть мимо и попытать удачи в другом месте: рано или поздно они приплывут туда, где их не ждут. А уж там они могли спокойно грабить и успевали скрыться, прежде чем соберется войско для отпора. При этом, собирая силы в одном месте, обороняющиеся неизбежно оставляли без защиты другие. И это обычно рушило всю оборону. В большинстве западноевропейских королевств, включая и скандинавские, свободные взрослые мужчины несли воинскую повинность и по призыву короля или местного аристократа должны были идти на войну. Они охотно вставали в строй, если речь шла о вторжении на земли соседа, потому что там можно было грабить: в своем видении войны как способа наживы викинги отнюдь не были уникальны для средневековой Европы. Оборонительная же война не сулила никаких выгод, оправдывающих тяготы и опасности воинской службы, к тому же мужчины закономерно не хотели бросать без защиты свои дома и наделы. Поэтому призыв к оружию нередко оставался безответным.
