Вера тупо смотрела на расплывающиеся в глазах буквы, которые сама записала. Адрес назначенного места свидания не был ей известен. Почему Максим просто не назвал ресторан? Или это кафе? Впрочем, он не говорил ни о ресторане, ни о кафе…
Три урока она отвела на автомате. Купила по пути домой тушь для ресниц. Приняла душ, подкрасилась, влезла в джинсы и непритязательный черный свитер с воротом хомутик – так выглядела моложе, зеркало подтвердило.
Такси подвезло Веру к многоэтажному дому последних лет социалистического строительства. Обыкновенный двор в саженцах под окнами, грубо сбитая надолба крыльца, железная дверь на первом этаже со следами сварки в шарнирах… Как-то все это подозрительно… Кто живет в квартире, что задумал хитроумный муж?
Через минуту бесплодных усилий дозвониться/достучаться Вера убедилась, что дверь не заперта, а внутри никого нет.
Стол в кухне был накрыт на двоих: бутылка коньяка, салаты, бутерброды, пачка «Pall Mall», пепельница. В единственной комнате белела стеганым покрывалом двуспальная кровать. Чистенько, светло-оранжевые обои, шторы под тон. Надпись в углу черным маркером – внелитературный глагол в применении к неизвестной Рите С.
А вот и сам режиссер! Вера кинулась в прихожую на трель дверного звонка, готовая залпом выложить мужу, что она думает об этой хате, равно годной для съема продажных девок и убийства постылых жен.
Сияющий взор вошедшего человека с конфузливой радостью устремился к Вере из-за букета роз.
– Андрей?!
– Прости, я не сильно задержался? Я поздно прочел твое письмо…
Он ожидал совсем другой встречи и долго не мог сообразить, что обманут так же, как Вера.
Письмо от ее имени с приглашением «на вечер вдвоем» Андрей вынул из домашнего почтового ящика. Изумленный, заинтригованный, разорвал послание на клочки и, купив букет, помчался по указанному адресу.
– Зачем выбросил письмо?
– Ты просила меня сразу его уничтожить, – пробормотал Андрей. – В нем же и написала… Я думал, это ты… не знаю твоего почерка…
– И ты поверил?!
В своем далеко зашедшем розыгрыше Максим просчитал даже счастливую растерянность Андрея. Понятно, что у Порядина голова пошла кругом от нежданного предложения женщины, любимой, как он полагал, безнадежно…
Они замерли и переглянулись: в двери щелкнул на два поворота ключ! Донеслись звуки удаляющихся по ступеням шагов.
– Максим! – закричала в ужасе Вера, колотя в замкнутую дверь кулаками. – Что ты творишь?! Что ты со мной творишь?!!
– Это Ирина, – вздохнул Андрей.
Вера рванулась к кухонному окну. Он был прав: в синих сумеречных проемах между стволами берез просквозила женская фигурка.
– Боже мой… За что они так с нами?!
– Решили расставить точки над «i».
– Свести нас, чтобы самим сойтись без проблем?
– М-да… Не весьма с их стороны тонкий намек.
– Они придумали это из-за меня.
– Похоже на то, – невесело усмехнулся Андрей.
За полтора часа пленники пустили в дым пачку «Pall Mall». К коньяку с закуской не притронулись. Вера плакала, Порядин пытался ее утешить. Словами, не приближаясь. Выбрались впотьмах через окно, благо впритык к нему росло дерево.
– Провожу, – настаивал он. – Хотя бы до остановки.
Вера шла, ехала, снова шла как пьяная. Дымная голова раскалывалась от унизительного чувства безнадежности, ярости и стыда. Жестокая выходка мужа последней каплей пала в чашу терпения. В клееную-переклееную чашу.
Дома было тихо. Из-под двери Максимова кабинета сочился желтый свет.
Собраться, уйти, сбежать куда угодно, в поселок к тетке… которой Вера не нужна… никому не нужна, кроме Андрея… А он – не нужен ей.
Бритва. Дежа-вю из будущего – вот что подсказывало испытанное когда-то наваждение с бритвой. Вера села на край ванны: говорят, в воде это легче сделать. Теплый, как грибной дождь, поток струился сквозь пальцы.
– Вера, ты в ванной?
– Нет, меня здесь нет.
– Не шути со мной.
– Глупый был вопрос.
Щелчком закинув лезвие на полочку, она слизнула красную каплю со случайного пореза на мизинце. Сюжет истории одного суицида поменялся на ходу. В мыслях стало чисто и звонко.
Дверь ванной распахнулась. Максим отпрянул, но крепкая пощечина успела впечататься в щеку… И шею Веры сдавили стальные тиски. Руки мужа были холодны и неумолимы.
– Жми, – прохрипела она, глядя налитыми кровью глазами в его налитое кровью лицо.
– Дура. Пошла вон.
Ему стоило огромного напряжения воли разжать пальцы и оттолкнуть жену.
Вера сползла по стене с ощущением разрыва горла. Жгучий воздух резал натужные легкие. Большими хлебками хватала Вера колючую жизнь со вкусом талого снега и запахом меди. Наполнила себя дыханием до хруста шейных позвонков, зажмурилась. Посидела, дыша уже не бурно, чувствуя, как лопаются в ней корки залежалых лавин, как течет и остывает горячая магма.
Добравшись по стенам до желтой полоски света, Вера сиплыми толчками слов сказала:
– Я. От тебя. Не уйду. Ты тоже. Не уйдешь. От меня. Я знаю.
Сказала и залаяла – так засмеялась. Не могла по-другому саднящим горлом.
– Психушка по тебе плачет! – крикнул Максим за дверью.
– А по тебе – тюрьма.
На ночь она выпила сырое яйцо и чашку молока с медом. В школе никто не удивился, что закуталась до подбородка в тонкую шаль и говорит хриплым голосом. Эпидемия гриппа набирала в городе обороты, вот и Ирина Алексеевна заболела…
Ничего не изменилось. Максим с виду был равнодушен по-прежнему. Ирина недолго «бюллетенила». По выходе похвалила Веру на педсовете за интересные классные часы. Работали как раньше. День шекспировских страстей будто выпал из календаря, хотя в доме явственно ощущалась атмосфера настороженности и ожидания.
Когда однажды в кухне что-то загремело, Вера подумала, что Максим грохнул об пол противень, в котором запекал себе свиной окорок. Аромат мяса и специй разливался по всем комнатам сквозь ток скрытых эмоций… С вскипевшим тотчас намерением сказать мужу что-нибудь хлесткое, она поспешила в кухню. И остолбенела.
На полу, заляпанном жирными брызгами, действительно валялся опрокинутый противень, и под столом румянился бочок хорошо прожаренного окорока. Максим лежал, раскинув руки, с кухонным полотенцем на лице. Видимо, выпало полотенце из пальцев в последний миг.
Очнувшись, Вера сразу же позвонила в «Скорую». Врачи сказали – кровоизлияние в мозг, смерть была мгновенной.
Устройство гражданской панихиды и похорон взял на себя институт. Друзья Максима, настоящие и мнимые – те, кто тайно с ним враждовал, говорили о нем как о крупном ученом, чьи масштабные труды еще не оценены по достоинству, но обязательно будут. Говорили, что был он прекрасным человеком, другом, семьянином и примером для всех. Обращались к вдове с неподдельным сочувствием. Никто не сомневался в ее страшном горе. Некрасиво хлюпая носом, рыдала рядом Ирина. Плакали Олег с Мариком, студентка Асенька и даже Андрей. Вера вытирала щеки вышитым платком из набора, подаренного ей Максимом в дни Олежкиных каникул. Ясная теплая вода омывала лицо, внося в расслабленные мысли приятное умиротворение.
