– Ёптать! – откликнулся мужской голос после непродолжительных гудков. – Слушаю вас! Мэрия.
Мама поняла, что междометие «ёптать» обращено не к ней, и решила не обижаться.
– Помогите, – обратилась она к горячей линии. – В доме воды нет. Никакой. Ни горячей, ни холодной. Как нам жить?
– Сколько времени нет? – вздохнул устало голос.
– С утра. Может, раньше, но заметили с утра. Часа четыре, как заметили, – стараясь быть предельно точной, отрапортовала мама.
– Это не время, – успокоенно отозвался человек из учреждения, где вода, ясное дело, была. – Аварийное время – это когда восемь часов нет воды. Восемь и больше!
– Но что нам делать? – не сдавалась мама.
– А ничего не делать. Там наверняка аварийная бригада уже работает, – убежденно провозгласил дядька на проводе.
– Нет там никакой бригады. Лужа. И возле нее один человек стоит. Охраняет. Но не делает ничего.
– Ну хорошо, слушайте тогда. Я сейчас диспетчерскую наберу. Чтоб не искать – диктуйте номер.
Потом дежурный по мэрии громко и театрально распекал тетку из диспетчерской. Все было слышно: и ее жалобные оправдания, и его стращание. Театр.
– Ну, слышали? – обратился к маме рачительный работник.
– Что я должна была слышать? – уточнила мама.
– Бригада-то работает! Делает все возможное и невозможное!
– Но я же только что своими глазами видела…
– Пока мы с вами тут время теряем, бригада вполне могла начать работу, понимаете?
– Понимаю. Сейчас пойду и еще раз гляну, работает ли кто-нибудь. Простите, а как ваше имя? С кем я сейчас говорю? – решила уточнить мама.
– Оператор номер два, – послышалось из трубки после некоторой паузы.
– Спасибо, оператор номер два, я вам, кажется, скоро перезвоню.
– Добрый день, оператор номер два! Я с вами недавно разговаривала, – начала второй раунд переговоров мама, вернувшаяся после поисков аварийной бригады.
– Помню, – мрачно отозвался оператор. – Значит, так! Берите ведро, идите ко второму подъезду. Туда сейчас воду подвезут.
– А у нас нет ведра.
– Как это нет ведра?
– Понимаете, мы в городе живем. Мы не знали, что уже ведра нужны. А то бы купили. Но пока – у нас нет.
– Тут я не советчик. Решайте сами. Вода будет. У второго подъезда. Остальное – в процессе.
– Будет вода. Когда-нибудь. Не волнуйся, – успокоила мама Марусю. – Вон уже ко второму подъезду цистерну подогнали. Знают о наших чаяниях.
– Значит, долго не дадут, – расстроилась Маруся. – И вечером все будут грязные, злые.
– А ты ни о чем не думай. Ищи в жизни светлые стороны, – посоветовала мама. – Расслабься. Я с тобой. Температура падает. Сейчас вкусного тебе дам. А вечером чумазики наши вернутся, будем их веселить, чтобы были добрыми. Как тебе вариант?
– Хороший вариант, – довольно согласилась Маруся. – Правда. Давно мы с тобой вдвоем не оставались, мам. Давно не болтали просто так. Не хочу думать об этих генетических уродах.
– А генетические уроды – это кто? – полюбопытствовала мама.
– Да все вокруг. Все разваливается в быстром темпе. То света нет, то воды. Ведрами вот уже надо запасаться. Может, дровами нынче пора закупиться? И буржуйку завести? И коромысло, чтоб удобнее от второго подъезда воду носить.
– И хорошо. С песнями будете по воду ходить. Встречаться у цистерны, новости друг другу рассказывать. А то отъединились все друг от друга, не знаете соседей в лицо, – подхватила мама.
– Эх! – вздохнула Маруся и закашлялась.
– Ладно, лежи. Как с тобой болтать? Давай расскажу тебе историю.
– Как мама была маленькой, – подсказала Маруся.
Она снова очутилась в детстве, когда болеть было хорошо и приятно из-за маминых рассказов, чтения, малинового варенья и сладкого ничегонеделания.
* * *
– Вот ты говоришь: генетические уроды. Далеко идущее заявление. То есть наследственность плохая у окружающих, да? – начала мама.
– У кого-то – да, мам. Но вообще-то я просто так. От злости, что воды нет.
– Странное совпадение. Я, знаешь, очень долго думала о себе: генетический урод. Без обиды. Без досады. Просто – определяла себя в этом мире. И, определив, дала себе название. Вот сейчас тебе и поведаю, почему и отчего.
Маруся укуталась в одеяло и с удовольствием приготовилась слушать.
– Училась я в школе в советские времена, как известно, – продолжала мама, – И внушали нам с младенчества, что главное – трудись, старайся, помогай другим, сам погибай, а товарища выручай. И так далее. И только в этом случае сложится твое счастье. Потому что – кто не работает, тот не ест. Кто плохо работает, тот мало ест. Ну и так далее. Если ты сильнее – помоги слабому. И воздаваться тебе будет всегда по мере вложенных в дело усилий.
Мы были маленькие и во все это свято верили. Очень старались расти хорошими, добрыми, помогать, выручать и прочее. До сих пор радуюсь, что именно так нас учили. У нас даже, представь себе, были организованы занятия с отстающими. Вот если ты хорошо учишься, то остаешься после уроков и помогаешь делать домашнее задание своему однокласснику, которому труднее, чем тебе, а дома некому помочь.
У меня лично был такой прикрепленный ко мне отстающий. Миша Огородников. Я с ним носилась, как с малышом настоящим. Водила его руки мыть и уши, учила ботинки чистить. И зубы, кстати, тоже. За ним дома совсем не следили. Тетрадки я ему оборачивала. Тогда обложки не продавались, мы сами их сооружали из цветной бумаги. Я Мише их и делала. И надписывала аккуратно. А он сидел и смотрел. Так что был у меня свой родной отстающий, перед которым я оказалась в долгу только потому, что мне легче давалось учение. Хотя, надо сказать, он не был таким уж тупым. Просто не приучили его родители думать, работать. Не занимались им. Соображал он вполне хорошо, только его заставлять все время надо было.
А училась еще у нас в классе девочка, про которую поначалу трудно было понять, какая она. То есть – к какой категории относится. Девочку звали Лена Стефанова. Одета она всегда была очень нарядно. Да, мы все ходили на занятия в школьной форме. Но все равно – выглядели по-разному. К коричневому форменному платью полагалось пришивать белый воротничок и манжеты. Воротничок должен был быть белого цвета. В выборе фасона и материала предоставлялась полная свобода. Вот тут все зависело от фантазии и умения рукодельничать. Воротнички делали кружевные, с рюшечками, с вышивкой. И менять их приходилось чуть ли не каждый день: пачкались быстро. За чистотой воротничков и манжет следили в классе строго, по утрам дежурные проверяли у входа в класс.
Так вот у Ленки всегда все было очень красивое, чистое, сияющее. И косички аккуратнейшие, и бантики отглаженные. И фартук самый модный. Поверх коричневого платья по форме полагался черный повседневный фартук и белый для торжественных случаев. Ленкин фартук был самый престижный, как сейчас бы обозначили, с плиссированными крылышками. Они будто бы продавались в магазинах школьной одежды, но мало у кого получалось достать именно такой. У Стефановой имелся как раз этот. Но что интересно: ей никто никогда не завидовал.
