– Соседи, Сереж, – отозвалась Наташа. – Со мной знакомиться пришли, так я понимаю.
– А! Сейчас, подождите меня! – прокричал мужчина.
Вскоре он очутился на пороге.
– Вас-то я знаю, – утешила его Сан Васильна. – Вы тут давно живете.
– Вот и отлично, – обрадовался сосед. – А это моя жена Наташа. Что-то случилось у вас? Или деньги собираем?
– Случилось, – кивнула Сан Васильна, – из вашего почтового ящика пытались почту выкрасть. Я застала на месте преступления. Вот ее.
– Прям выкрасть? – посерьезнел мужчина. – Ух ты ж! А чего там у нас такого, чтобы красть?
– Я не крала. И не пыталась, – упрямо произнесла Варя. – Я хотела попробовать достать нашу почту, из нашего ящика. Но я до него не дотягиваюсь. Надо было идти за скамейкой. И чтобы зря не ходить, я просто проверила, смогу ли я вообще это сделать. Ничего не доставала у вас!
– Ты – Варвара, да? – спросил владелец злополучного почтового ящика.
– Да, – удивилась Варя.
– Я тебя узнал. Ты на отца своего похожа. Очень. А мы с ним соседи по гаражу. Гаражи у нас рядом. Смешно, Наташ, смотри, маленькая, а вылитый отец! Вот же чудеса!
– Я у вас ничего не крала из почтового ящика, – повторила Варя, сгорая от стыда.
Она была уверена, что теперь этот Сережа нажалуется родителям, и будет такой позор, что даже подумать страшно.
– Я тебе верю, – сказал сосед. – И абсолютно никакой проблемы тут не вижу. Я в детстве вообще газеты в ящиках поджигал. Был такой эпизод в моей биографии. И ничего. Вырос, исправился.
– Простите меня, пожалуйста, – попросила вдруг Варя, неожиданно для самой себя.
Она не выдержала и заплакала.
– Слушайте, а вы-то кто? – спросила вдруг молодая жена соседа Сережи у Сан Васильны. – Вы ее бабушка? Я чего-то не пойму.
– Я их соседка снизу, – ответила с отвращением бабка. – Мне от них житья нет. Я ее застала, как она к вам в ящик лезла. Милицию хотела вызывать. Но решила, пусть сначала у вас прощения попросит.
– А чего вы в нее вцепились, в ребенка чужого? – спросила Наташа.
Улыбка с лица Сан Васильны исчезла, глаза стали колючими. Весь ее облик выражал неприязнь.
Варя тут же почувствовала, что плечо ее освободилось от жесткой хватки.
– Напрасно вы так легкомысленно реагируете, – назидательно заговорила старушка как ни в чем не бывало. – Нельзя равнодушными быть. Сейчас она в почтовый ящик лезет, потом к вам в квартиру. Увидит, что с рук сошло, и распоясается. Я бы в милицию сообщила. В детскую комнату. Пусть зафиксируют.
– Ни фига себе! – поразилась Наташа. – Слышишь, Сереж, какие люди – и на свободе.
– Считайте, что обратились. В правоохранительные органы. Я как раз оттуда, – представился сосед.
Сан Васильна просияла.
– В штатском ходите, не разобрала я, – радостно пролепетала она. – Ну тогда смотрите сами. На ваше усмотрение.
– На мое усмотрение – иди, Варь, домой и ни о чем не беспокойся. И зря ты у меня прощения просила. Ни в чем ты не виновата, – сказал Сергей. – Забудь это все вообще. Пока!
– Пока, – ответила Варя, все еще не смея радоваться.
– А вам бы я посоветовал чужих детей оставить в покое, – услышала она слова соседа, обращенные к злой бабке.
Сан Васильна что-то забормотала в ответ, но Варя уже не услышала ни слова, стремительно сбегая по ступенькам. Дома никто и не заметил ее отсутствия. Она долго думала, говорить ли о том, что случилось. Потом решилась. Не хотелось, чтобы родители узнали об этом от нижней соседки. Она, с трудом заставив себя признаться в преступлении, поделилась с мамой тем, что произошло. Но та не придала рассказу дочки никакого значения. Мама, как и Сергей с Натальей, верхние соседи, не поняла даже, о чем тут можно говорить. Какая милиция? Какая исправительная колония?
– Александра Васильевна – человек пожилой. Мало ли что в ее возрасте в голову взбредет? Главное – не груби. Но и расстраиваться тут нечего.
Кстати, а сколько годков к тому времени прожила Сан Васильна? Потом уже, став взрослой, Варя подсчитала и поразилась: старушке-то едва пятьдесят исполнилось, когда случилось это происшествие с почтовыми ящиками. Зато до глубокой старости она так и оставалась точно такой, как тогда: халат, фартук, тапки, седой пучок, румяные дряблые щеки и запах. Пахло от нее чем-то кислым. Такой же запах стоял и в ее квартире, в которой царила буквально стерильная чистота. Чем же тогда пахло? Нет ответа на этот вопрос. Для себя Варя еще в детстве решила, что пахло там злобой Сан Васильны и ее ненавистью к окружающему миру.
Странно, что нейтральная реакция родителей на Варино признание не помогла ей избавиться от ощущения жгучего стыда и душевной боли. Она даже не радовалась, что верхние соседи за нее вступились и не позволили Сан Васильне вызвать милицию. Дело не в милиции. Дело в том, что Варя впервые в жизни презирала себя и не хотела жить.
Счастье, что любое страдание стирается временем. Через пару недель ребенок обрел прежнюю беззаботность. Почти прежнюю. Потому что любой крик Сан Васильны напоминал о пережитом. А кричала соседка часто, по любому поводу. Если кто-то поднимался по лестнице, разговаривая при этом (не крича, но разговаривая в полный голос), немедленно распахивалась дверь квартиры неугомонной старухи, и она вопила:
– Вы не одни живете в этом доме! Соблюдайте тишину! Иначе милицию вызову!
Свои жильцы к этому привыкли и не обращали внимания, а пришлые люди, гости например, шарахались в ужасе. Однажды Сан Васильна облаяла бригаду «Скорой помощи», которая на носилках несла с верхнего этажа тяжелого больного (в лифт носилки не входили). Да, медики в тот вечер переговаривались между собой, стремясь создать пациенту максимальное удобство. Речь шла о том, как поддержать капельницу, как развернуться на площадке очередного лестничного пролета. И естественно, старушенция должна была вмешаться в процесс. Она вылетела из квартиры именно тогда, когда носилки проплывали мимо ее двери:
– Прекратите шуметь немедленно! Милиция!!!
О дальнейшем Вариной маме поведала соседка Сан Васильны по этажу. Она, услышав шаги на лестнице и истошный вопль старухи, выглянула за порог и увидела, как один из сопровождавших носилки медиков молча впихнул подъездную держиморду в ее квартиру и захлопнул за ней дверь.
– И тишинаааа! – восторженно описывала свидетельница происшествия заключительную часть эпизода. – Представляешь – тишина! Ни звука! Эх, как бы ее заставить навсегда замолчать!
– Что ты имеешь в виду? – делано пугалась мама, больше других уставшая от выходок Сан Васильны.
– Нет, нет, не то, что ты подумала, – смеялась рассказчица. – Но если бы у нее голос пропал или хотя бы слух, я бы не возражала.
Однако голос, слух и особый нюх Сан Васильну не подводили. Она реагировала на тех, кто смел проходить под ее окнами. Даже молча, неслышно. Дело было не в том. Просто Сан Васильна постановила: под окнами ходить нельзя! Ни ходить, ни тем более детям играть. Нарушитель этого запрета рисковал получить на свою голову не только громогласные угрозы. Со временем старуха дошла до того, что опрокидывала на стоящих под ее окном ведро воды. Действенная акция. Отучила всех в округе.
