Она видела, как Вик шел к подъезду. Сердце ее забилось от радости и нетерпения. Сейчас! Вот сейчас они будут рядом! Скорее бы!
Она распахнула входную дверь и вышла на площадку. Внизу раздавались шаги Вика. Он, как и она, никогда не пользовался лифтом. Не любил ждать.
Варя стояла и улыбалась грядущей радости.
– А с соседями зря не здороваетесь! – услышала она вдруг пронзительный голос Сан Васильны.
– Здравствуйте, – мгновенно откликнулся Вик, явно не собиравшийся продолжать разговор.
Вот тут бы Варе его и окликнуть! Тут бы позвать! Почему она молчала? Из-за любви к дурацким сюрпризам. Вот он поднимется на этаж выше, а тут она! И оп! Одним прыжком друг к другу! И – одно целое! Навеки.
– Слышала, вы жениться собрались? А почему бы не узнать свою невесту получше? – прокаркала тем временем старуха.
– Вы о чем? – спросил Вик.
Шаги его стихли. Он остановился. Варе почудилось, что она слышит запах из квартиры Сан Васильны. Мерзкий затхлый запах злой ведьмы.
– О том самом. В прежние времена молодых родители женили. И все про всех всё знали. И главное – про невесту знали! А то ведь сейчас как? Берут в жены незнамо кого. А потом удивляются, почему дети уродами рождаются. Или вообще не рождаются, – пронзительно вещала бабка.
– Простите, мне пора, – тихо сказал Вик.
– А тут спешить не стоит. Знаете, что такое – «на проезжей дороге трава не растет»? Слышали?
– Слышал. И что? – Вик почему-то стоял там и разговаривал с ведьмой, будто это имело какой-то смысл.
А Варя стояла и слушала, не окликая его, застыв в каком-то тупом ожидании.
– А то самое! Кого она вам родит, если она с пятнадцати лет всему дому известна? Знаете, как она гуляла? Весь лифт был исписан про нее! Только что номера телефона не было! Хотя – зачем номер? Она – вот она! Приходи и бери. Родители все на работе, она одна. Вот к ней и шастают, шастают.
– И сейчас? – спросил Вик.
Варя не узнала его голос. Он звучал совсем по-другому, чем прежде.
– А почему нет? Что изменилось? Натура такая. Себя не изменишь. Думать, сынок, надо! Из приличной, вижу, семьи. Вежливый. Что родители скажут, когда узнают?
Варя слышала каждое слово. Ей казалось, что она даже учащенное дыхание Вика слышала. Почему, почему она не закричала, не бросилась с кулаками на лгунью, клеветницу? Почему?
Вот не могла почему-то. В ступоре была. Она ждала, что Вик поднимется к ней, и она расскажет ему все-все про Сан Васильну, с самого начала. И он все поймет. Варе не хотелось, чтобы ее врагиня узнала, что она все слышала. Не хотелось доставлять той удовольствие. Вот она и терпела. Ждала Вика.
– Понятно, – услышала она его голос. – Понятно.
– Вот и хорошо, что понятно. Такую чуму в дом приводить – это же не приведи господь, – уверенно одобрила Сан Васильна.
«Неужели?» – подумала Варя.
Это слово вертелось потом в ее голове непрестанно. Она не знает, сколько тысяч раз оно повторилось в ее мозгу.
«Неужели?» – думала она. А Вик все не шел. И на площадке внизу стояла тишина.
– Неужели? – спрашивала Варя, подбегая к окну.
И видела, как Вик подходит к своей машине. Медленно-медленно. Или ей показалось, что медленно?
Вот он сел в машину.
– Неужели? Неужели уедет?
Машина медленно тронулась с места.
– Неужели не остановится? Не вернется?
Нет. Уехал.
– Неужели, неужели, неужели…
Она лежала у себя в комнате на диванчике и повторяла только это слово, цеплялась за него, как за соломинку.
Сколько она так пролежала? Эх, да кто ж посчитает? И какая разница? Да только со стороны прихожей послышался возглас:
– Эй, люди! Отзовитесь! Есть кто живой? Ау!!!
Она не отзывалась, но прислушивалась, не в состоянии определить, кто это ходит по квартире.
– Варь! Ты что? Что случилось? – услышала она наконец совсем рядом. – Ты живая, Варь?
Это был сосед сверху, Сережа. Тот самый ее давнишний спаситель, папин друг.
– Бегу по лестнице, смотрю: у вас дверь нараспашку. Настежь. Удивился. Окликнул – молчание. Всякое в голову полезло. Ты чего такая, а? Что случилось?
Он развернул ее лицом к себе и, видимо, глазам своим не поверил.
– Говори, что тут было! – потребовал Сережа.
Варя разрыдалась. Наконец-то! Слезы – великое счастье. Страшно, когда их нет. Рыдая, Варя подробно и четко изложила все происшедшее.
– Он ушел, дядя Сережа! Он поговорил с ней и ушел! Не стал даже ко мне подниматься! Как такое возможно? Он говорил, что мы всю жизнь будем вместе, рядом, что бы ни случилось! Всегда. И – ушел. Она же ему все соврала! Все-все. Ни слова правды! А он поверил! Как же это? И не позвонил. И – ничего…
Сережа гладил ее по голове. От его большой теплой руки голове становилось легче. Мысли сами собой укладывались, а не метались вихрем.
– Считай, проверку не прошел, – сказал он наконец. – И это, кстати, твое везение, что на данном этапе. Такой предал бы в любой момент. Свадьба – это что! А то и беременных вот так вот оставляют или с ребенком на руках. Беспомощных бросают чаще всего, учти. Это такая проверка на подлость. Жизнь проверяет. Я сколько раз замечал: все хорошо – живут себе, а стоит кому-то в паре стать слабее, ну, там, ребенок, болезнь, возраст или неудача какая по работе, так партнер обязательно подножку подставит. Если слабак, конечно. В людях гнили много. И она, бывает, так глубоко сидит, что и не разглядеть, не учуять. А случись что – забьет фонтаном. И только диву даешься: откуда столько? Ничто вроде не предвещало.
– А что мне делать? – беспомощно спросила Варя.
– Как что делать? Жить! И радоваться! У тебя впереди долгая жизнь. И, считай, тебе повезло такой опыт получить. За одного битого двух небитых дают, знаешь?
– Неужели он больше не позвонит? – вспомнила вдруг Варя навязчивое словечко, возникшее в первые минуты ее шокового состояния.
– А вот тут за гнилого тебе никто не ответит. Может и позвонить. Но скорее всего – нет. Лучше бы не звонил. А то потянется тягомотина. И ты не вздумай звонить. Вот что важно! Ты – не звони.
– Нет, нет, я не смогу теперь. Даже если захочу. Не получится у меня, – испуганно отказалась Варя.
Она подумала еще немного, вспоминая один навязчивый вопрос, казавшийся ей очень-очень важным.
– Я вот чего не понимаю. За что она так со мной? Почему? Что я, что все мы ей сделали? Она что – только и умеет всем жизнь портить? И ничего ей за это не делается?
– А чего ей сделается? Ничего уже не сделается. Она, знаешь, кем всю жизнь была? Жаль, я тебе раньше не сказал. Она смолоду и до пенсии надзирательницей женской тюрьмы служила. Хвасталась мне своей выслугой лет. Это ж кем надо быть, чтобы всю жизнь в тюряге по своей воле провести! Да еще и удовольствие получать. Она и у нас тюрьму устраивает. Ностальгия, видать, замучила. Никак не отойдет. А ты – видная, свободная, счастливая. Таких в тюрьме обламывают. Не любят. Не прощают. Вот она и взялась. С самого детства твоего.
