– К Марине вы не пошли? – уточнил следователь.
– Нет, зачем? Я не хотел ее тревожить лишний раз.
– Во сколько вы проснулись?
– В восьмом часу. Привел себя в порядок и спустился вниз.
– В гостиной кто-то уже был?
– Да, там были отец и сын Замятины. Чуть позже спустилась Марина. Лена запаздывала. Но никто не думал о плохом. Лев Наумович еще пошутил, – мол, невестка досталась соня. Потом ждать надоело, и Марину как единственную женщину попросили поторопить Лену. Марина неохотно, но согласилась.
– Почему неохотно?
– Ну, после всей этой истории ее не тянуло на общение с подругой.
– А Елену Константиновну тянуло, насколько я понял?
– Да, Ленке все как с гуся вода! – воскликнул Фролов. Тотчас опомнился, и запнулся, – извините, все никак не могу осознать…
– Что осознать?
– Что Ленки нет.
– Марина Ивановна долго отсутствовала? – спросил Наполеонов.
– Минут пять-шесть. Вбежала в гостиную и стала кричать: «Кошмар! Кошмар!».
Мы даже сначала ничего не поняли. А потом Марина сказала, что Ленка не просыпается. Мы побежали наверх. Владимир ворвался первый и стал ее тормошить.
Все мешали друг другу, что-то кричали. Потом Лев Наумович велел замолчать, а сам взял зеркало и поднес к Ленкиному лицу. Появились слабые признаки дыхания.
– В смысле?
– Зеркало затуманилось. Мы поняли, что она жива. Лев Наумович вызвал «скорую», но она приехала слишком поздно. Вызвали вас. Вот и все…
– А Марина Ивановна?
– Марине стало плохо. Врачи дали ей лекарство, вкололи пару уколов и уехали. Пока вы беседовали с Львом Наумовичем, она уснула.
– Значит, сейчас поговорить с ней я не смогу?..
– Не сможете!
Шура поразился злорадству, прозвучавшему в голосе Фролова.
– Ничего, сказал он, – придется Марине Ивановне завтра подъехать к нам.
– Но она больна! – возмутился Фролов.
– Думаю, что до завтра ей станет лучше.
– Завтра, к вашему сведению, уже наступило! – не удержался Сергей.
– Сергей Иванович, я имел в виду не сегодня, которое вы почему-то сочли наступившим «завтра», а именно завтрашний день. Сегодня понедельник. Завтра – вторник.
– Послезавтра – среда, – съязвил Фролов.
– Совершенно верно, – спокойно согласился следователь, – надеюсь, мы не будем перебирать все дни недели?
Фролову, вероятно, стало стыдно за проявленную несдержанность, и он понуро опустил голову.
Наполеонов вышел из библиотеки, оставив собеседника в полной растерянности.
С Владимиром Замятиным он решил сегодня больше не разговаривать.
– Пусть придет в себя, – подумал Наполеонов.
Капитан решил, что самое время возвращаться в отделение. Он собрал группу и вместе со всеми спустился вниз. Аветик Григорян сидел в холле.
– Никто не входил и не выходил, – отрапортовал он, увидев Наполеонова.
– Знаю, – вздохнул Шура.
– Господин следователь! – раздалось сверху. – Минуточку! – по лестнице быстро спускался Замятин-младший.
Шура обернулся.
– Господин следователь! Когда я смогу забрать Леночку? – спросил Владимир Львович, ведь мы, то есть я должен о ней позаботиться.
Назвать свою возлюбленную трупом у Замятина не было сил.
– После вскрытия, – ответил Наполеонов, – если не обнаружиться ничего нового.
– Что вы хотите этим сказать? – удивился Замятин.
– Только то, что сказал. К тому же, мы должны известить родителей Маревой о смерти дочери. Именно они и смогут забрать ее из морга.
– Но я же ее жених! Мы обручились! – настаивал Владимир Львович.
– Увы, – вздохнул Шурочка, – вы не являетесь супругом покойной. Следовательно, ее ближайшие родственники – родители. С ними и решайте этот вопрос.
– Хорошо, – кивнул Замятин, – и… я сам им сообщу. Пожалуйста.
Наполеонов кивнул и в тот самый миг, когда Замятин, уже собравшийся уходить, поставил ногу на первую ступеньку лестницы, спросил:
– Кстати, Владимир Львович, почему на вашей помолвке не было родителей Елены Константиновны?
– Лена хотела сделать им сюрприз.
– Странно, – задумался Наполеонов.
– Может быть, – согласился Замятин, – но Лена последнее время жила одна и редко виделась с родными.
Помолчав, он добавил, – сейчас многие так поступают.
– Да, похоже на то, – обронил Шура, – родственные связи все меньше и меньше значат для современного человека. Лично меня это печалит.
– Меня тоже, – отозвался Замятин-младший и, ссутулившись, тяжело точно старик, стал подниматься по лестнице.
Выйдя из дома Замятиных, оперативники с наслаждением вдохнули свежий морозный воздух.
– Ну что, хлопцы, по коням? – сладко зевнул эксперт-криминалист Незовибатько.
– Да, – отозвался судмедэксперт Руслан Каримович Шахназаров, – сейчас хорошо бы домой, поспать часов пять…
– Размечтались, – буркнул Наполеонов, – а кто убийство будет раскрывать?!
– Не торопись, Шура, вперед батьки в пекло, усмехнулся Афанасий Гаврилович.
– Мы Незовибатьку, – блеснул юмором Легкоступов, – завсегда вперед пропустим.
– Сколько раз, Валера, говорить тебе, что моя фамилия не склоняется, – недовольно выговорил Афанасий Гаврилович.
– Столько же, сколько я вам говорю, что я не Валера, а Валерьян, – не остался в долгу фотограф.
– Ну и намело снегу, – недовольно бухтел Наполеонов, – не пройти, не проехать.
– Ребята! Смотрите! – послышался голос Аветика Григоряна.
– Что? Где?
– В небе! Заря! – рассмеялся Аветик, – красота-то какая!
– Молодой еще, – вздохнул Незовибатько.
А заря и впрямь была великолепной! Серый край неба на востоке неожиданно поголубел. Пробежали по нему зеленые прожилки. И вспыхнуло все ярко-алым цветом. Брызги розовых отсветов упали на снег, и он на несколько минут из белого и голубого стал волнующе розовым, как крылья фламинго, принесенные в холодное российское утро ветрами грез из теплого и далекого края синих морей и сверкающих звезд.
Со стороны, наверное, было странно видеть, как усталые оперативники стояли среди снегов и смотрели в небо.
– Точно цветочек аленький распустился, – прозвучал бас Незовибатько.
Жаль, очарование длилось недолго. Полицейские забрались в свой «уазик» и, сражаясь с заносами на дорогах, отправились в отделение.
