— Ну хорошо, тогда слушайте, — начал он спокойно. — У вас высокооплачиваемая работа.
— Я сказала вам об этом еще вчера.
— Я это понял еще раньше по вашему костюмчику. Вы живете в кондоминиуме, с камином и бассейном, причем ни первым, ни вторым практически не пользуетесь.
— Бассейном пользуюсь!
Он скептически улыбнулся.
— Время от времени, — призналась Тони и, словно оправдываясь, добавила: — Эта вода портит цвет волос!
— У вас полным-полно шелковых платьев, топкого белья и туфель на каблуках.
— И что в этом плохого?
— У вас есть компьютер и мобильный телефон, в городе вы как рыба в воде, знаете все что надо. Думаю, вам достаточно одного взгляда, чтобы отшить любого, кто к вам пристанет.
— Или пары метких слов, — не без гордости подтвердила Тони.
— Вы покупаете в магазине готовую вегетарианскую или низкокалорийную еду и разогреваете ее в микроволновке.
— Я умею готовить! — Это была откровенная ложь. Но читать-то Тони умеет, и вряд ли так уж трудно что-нибудь приготовить, если купить поваренную книгу и прочитать рецепт.
— Стоит только отключить электричество, и вы пропали.
— Вовсе нет. — Еще одна ложь. В последний раз, когда был перебой с электричеством, ей пришлось завтракать овсяными хлопьями с водой из-под крана, и, честно говоря, ей бы не хотелось повторить такое еще раз. Да еще потом пришлось целый час сидеть в машине, кипя от злости, потому что в ее гараже нет автономного источника питания, а без электричества эта чертова дверь никак не хотела открываться.
— В прошлом году гору Гарибальди посетили восемьдесят тысяч человек. Многие из них прекрасно осознавали, где находятся. Но были и такие, которым дикая природа казалась чем-то придуманным специально для их развлечения, как Диснейленд например. Они были уверены, что все здесь можно наладить и отрегулировать, как температуру воды в бассейне при помощи термостата, включить или выключить, как электрокамин. Но это не так. Прямо за моим порогом на 480 тысяч акров простираются горы, которые не знают пощады и требуют уважительного к себе отношения.
— Спасибо за лекцию, господин спасатель.
— Вы спросили, что я думаю, и я ответил. Вы считаете себя сильной и независимой, и это хорошо. Но это в вашем мире. А сейчас вы находитесь в моем.
Он был прав, она в его мире и должна прислушиваться и подчиняться его правилам. Все так. Но только он напрасно думает, что она так просто сдастся.
— Мне кажется, не стоит все обобщать. Я, например, не жду, чтобы вы носили шапку с енотовым хвостом… — она тут же пожалела, что напомнила ему о еноте, потому что он невольно посмотрел на черноту у нее под глазами, — или держали ручного медвежонка гризли у себя на заднем дворе. Хотя вы же не станете отрицать, что вы в некотором смысле человек гор.
— Это в каком же смысле?
А в таком — жесткий, независимый, неприступный и… убийственно мужественный.
— Я имею в виду, что вы — человек, живущий в горах. Но поймите: если я городской человек и представитель совсем другой среды, это еще не значит, что я полная дура.
— А если бы я попал в чужую среду, то выглядел бы полным дураком. Может, получил бы солнечный удар. Или меня бы любой обвел вокруг пальца.
Тони взглянула на него внимательнее. Он действительно не знает того мира, в котором она живет.
— Никому бы этого и в голову не пришло.
— Это почему?
— В вас есть что-то такое…
— И что же?
Цельность. Сила. Уверенность.
— Мошенники охотятся на слабых. Я, собственно, это к тому, что, окажись вы там, где живу я, вы наверняка прибегли бы к своему здравому смыслу. Так же, как я здесь у вас буду действовать в соответствии с моим.
— Это, что ли, вчерашний случай я должен принять за образец вашего здравого смысла?
— Вчерашний?
— Ну да. Когда вы готовы были смело отправиться в путь среди ночи в шелковой блузке и босоножках. Это и есть ваш здравый смысл?
— Ах, это.
— Этого было вполне достаточно, чтобы где-нибудь часа в четыре утра я снимал вас с обрыва еле живую от холода.
Сердце у нее снова сладко забилось. Господи, как приятно было представить, как бы он ее спасал. Просто чудо. А ведь мадам Йелтси всегда считала ее такой благоразумной девушкой.
— Вы все еще хотите, чтобы я присматривала за вашей племянницей? — спросила Тони с некоторой долей ехидства.
— Я не сомневаюсь, что Анджи будет с вами в полной безопасности. Но поскольку вы спросили, я скажу то, что, так или иначе, должен был сказать. Горы коварны. Того, кто попадает сюда в первый раз и не знает местных условий, опасность подстерегает на каждом шагу. Погода здесь меняется иногда с молниеносной быстротой. Вы не поверите, но можно обогнуть гору и обнаружить, что вы уже не знаете, где восток, а где запад.
Тони решила не говорить, что она и так понятия не имеет, где, собственно, восток, а где запад.
— Я думаю, вам лучше не выходить со двора и, уж во всяком случае, не сходить с дороги. Идите прямо по дороге, которая ведет в город. И не заходите в лес.
Настоящий тиран. И все-то он учел. Нет, она не любит таких людей.
Тем лучше.
— Почему вы так беспокоитесь о малознакомом человеке? — спросила она.
Он тряхнул головой, и в глазах как будто появилось прежнее ласковое выражение.
— Просто я уже давным-давно так не смеялся. Думал, вообще никогда больше не буду.
Куда девался сухой, безапелляционный тон — он произнес это нерешительно, даже с какой-то робостью.
— Мне это знакомо, — сказала Тони. Прекрати, приказала она себе, но слова уже лились сами собой. — Мне было семнадцать, когда умерла мама. Во мне будто все застыло, казалось, весь мир померк.
— И когда это прошло?
Только что, подумала Тони, вот сейчас, во время этого приступа смеха, пока голос у тебя не стал ледяным, словно Северный полюс. До которого, судя по всему, отсюда не так уж и далеко.
— Не могу точно сказать, — проговорила она вслух. — Честно говоря, я никогда не переставала тосковать о ней. Даже сейчас, когда прошло уже столько лет, мне порой кажется, что она со мной. Когда случается что-то хорошее, мне кажется, это помогает мама.
Тони еще никогда и никому об этом не рассказывала. Она почувствовала, что краснеет.
— Вам все это кажется, наверное, ужасно глупым, — выговорила она с усилием.
Он мгновение помедлил.
— Это звучит… обнадеживающе, — задумчиво сказал он наконец. — Значит, после смерти матери вы остались с отцом?
— Папа умер, когда я была совсем маленькой.
