«Почему я всегда влюбляюсь не в того?.»
Вопрос этот – «Почему я всегда влюбляюсь не в того?» – для
многих женщин исток настоящей жизненной драмы. «Любовь, – говорят в народе, –
зла...» Продолжать не буду, поскольку все это, знаете ли, зависит от того, с
какой стороны посмотреть. Хотя и действительно, любовь человеческая зачастую
выкидывает подобные коленца: возникает там, где, казалось бы, не должна была
возникать, и не никак не появляется там, где ей сам бог велит. Впрочем, что
чувству до слова «должна»?..
Мужчины делятся, если учинить абстрактную классификацию, на
положительных и отрицательных. «Положительный мужчина» – как из песни: зарплату
отдает, тещу мамой называет, футбол не любит, не пьет, курит, может быть, но
потихоньку... Все вроде бы с ним хорошо, но вот любит он скучно, нет в нем ни
страсти, ни опш. Ухаживания доброкачественные, но не восхищающие, действия –
приличные до неприличия и тягостные до жути. «Хороший, но не для меня. Скучно!»
Женщина необыкновенно склонна к рабству и вместе с тем склонна
порабощать.
Н. А. Бердяев
«Мужчина отрицательный», напротив, квинтэссенция
человеческих пороков, но и страстей вместе с ними. Да, он и пьет, и гуляет, и
пропивает, и прогуливает, он охотник до женских сердец, и не только сердец.
Впрочем, возможен и диаметрально противоположный вариант, но абсолютно из этой
же серии – он ни до чего не охотник, но в этой своей холодности прекрасен.
Каким образом подобные мужчины способны восхищать –
непонятно, но в этом-то, видимо, и вся их прелесть – в непонятности. Если бы
женщине хотя бы на миг открылось то, почему они такие непутевые или запуганные
до степени оледенения (а это именно так!), то, вероятно, вся их
притягательность растаяла бы, как Снегурочка в лучах восходящего солнца. Однако
же над влюбленными властвует ночь, как натуральная, так и аллегорическая – мрак
здравого смысла.
От чего мужчина бывает сердцеедом? Да масса причин!
Возможно, мать не дала ему своего тепла, и теперь он невротично ищет это тепло
где попало, но, не умеющий греться в этом тепле, он бросает своих женщин одну
за одной, как надоевшие игрушки. Возможно, отец был с ним жесток и унижал его,
теперь он, выросший, мстит тем, кому может отомстить, – женщинам, которых
влюбляет в себя, чтобы затем бросить. Возможно, он ужасно боится женщин и потому
облачается в личину холодности. Возможно, он просто не способен на длительные
отношения с женщинами, потому что в душе слаб 3 и несостоятелен, а потому
избрал для себя тактику «разрушительных набегов». Вариантов тут пруд пруди, а
вот подлинной мужественности у таких субъектов, как правило, днем с огнем не
найти.
Факт остается фактом: женщины если влюбляются, то влюбляются
в «рокового мужчину». «Я все умом понимаю! Понимаю, что он не для меня,
понимаю, что ненадолго это! Я все понимаю, доктор, а сделать с собой ничего не
могу!» – реплика не приеме у психотерапевта частая и, кажется, обрекающая его
труд по укреплению психического здоровья пациентки на полное заведомое фиаско.
Но не спешите хоронить психотерапевта со всеми его потугами. Если есть проблема,
есть и решение.
Прежде всего, необходимо понять, хочет ли женщина
избавляться от подобного причиняемого ей любовью страдания или же нет. На
нет, как говорится, и суда нет. Если же такое желание
наличествует, если подобная страсть обременяет, если в конце концов эта и
подобная ей увлеченности из раза в раз приводят к полному эмоциональному
дефолту, приходится, что называется, браться за голову.
Отчего влюбляется женщина в «рокового мужчину»? Ответ
достаточно прост: он воспринимается ею, зачастую неосознанно, как эманация
мужественности, как само, словно спустившееся с небес, мужское начало. «Мужчина
положительный», напротив, воспринимается не как мужчина, а как «человек», или,
того хуже, «баба», скулящая, нудящая. Задачи потому и состоят в том, чтобы развенчать
этот миф о мужественности нашего «сердцееда». Для взгляда если и не
объективного, то, по крайней мере, стороннего, а главное – профессионального,
данная процедура проблемы не составляет.
Далее сложнее: женщине придется пережить муки разочарования
в своем «идеале». Это тягостное чувство ей уготовано в любом случае – сейчас
или позже, но пробуждение от всякого любовного гипноза придет, а страсть,
жалясь и терзая, все-таки оставит разбитое на время сердце. В процессе
психотерапевтического «лечения от любви» это можно пережить и быстрее, и под
каким-никаким, но наркозом.
Впрочем, на этом терапия не заканчивается, поскольку период
реабилитации после подобной ампутации и сложен, и извилист, и должен оыть
пройден по возможности быстро. Кроме того, необходимо четко уяснить, на какие
же грабли мы так настойчиво, несмотря ни на что, наступаем, каковы предвестники
любовной горячки. Все это обеспечит и вакцинацию от любовного безумия, и
профилактическое его лечение. С другой стороны, если мы столько времени и так
настойчиво переоценивали тех, кто «не тот, кто нам нужен», и недооценивали
«тех, кто нам нужен», теперь первых необходимо девальвировать, а последних
следует переоценить в сторону повышения котировок.
Все наши подсознательные желания, противоречивые по природе
и безграничные по содержанию, ждут своего исполнения именно в любви. Наш
партнер должен быть сильным и в то же время беспомощным, вести и быть ведомым,
быть аскетичным и в то же время чувственным одновременно. Он должен
изнасиловать нас и остаться нежным, посвящать все свое время только нам и
напряженно заниматься творческим трудом. Пока мы считаем, что он действительно
может выполнить все это, он окружен ореолом сексуальной переоценки. Мы
принимаем силу этой переоценки за силу нашей любви, но на самом деле лишь
демонстрируем напряженность наших желаний, потому что сама природа этих
требований делает их невыполнимыми.
Карен Хорни
По сути дела, необходимо обучиться любить тех, кто этой
любви достоин. Разумеется, речь не идет о том, что следует научиться любить
тех, с кем скучно, последним следовало бы самим разучить несколько притопов и
прихлопов. Речь идет о том, чтобы научиться любить тех, кто любят. Впрочем,
само словосочетание «научиться любить» кажется уродливым и нелогичным. Но мы же
учимся, например, сопереживать, дети ведь этого не умеют. Мы учимся также и
восхищению – дети, как известно, удивляться – удивляются, но чувства восхищения
не знают.
Тем более что именно в этом-то восхищении вся собака и
зарыта! Как правило, нас восхищает (и манит, соответственно) то, что кажется
загадочным, но то, что кажется и что есть в действительности, – это разные
вещи. По всей видимости, восхищение подлинной индивидуальностью куда лучше
восхищения индивидуальностью мни– :; мой, кажущейся. Однако над развитием в нас
этого специфического чувства ни родители, ни воспитатели, ни учителя не
трудились. А следовало бы, причем прежде всего следовало бы!
