Пока они поднимались на лифте, пока он наблюдал за тем, как Ксюша роется в сумочке, ищет ключи, а потом открывает дверь своей квартиры, он все мучился одним важным вопросом. Он даже про Волину забыл на время, размышляя: выгонит его Ксюша или нет, если он осмелится ее поцеловать? А если выгонит, найдет он в себе силы уйти, а?
Но стоило переступить порог, как он вдруг оробел и понял, что все его намерения дальше этого не пойдут. Он будто на ковре в кабинете у Волиной оказался в ожидании разноса, настолько каждая вещь и каждый угол намекали о ее здешнем господстве.
– Это все ее? – едва касаясь, тронул он пальцами китайскую ширму.
– Ее, не лапай особенно-то, – вздохнула Ксюша.
– Тяжко, наверное, так вот жить, да? – Игорь осторожно присел на краешек стула в самом углу у балконной двери.
– Многие считают, что мне несказанно повезло, – она сразу поняла, что он имеет в виду. – И даже милиция подозревать пыталась из-за того, что я в квартире прописана.
– Толку-то! Ты же никогда здесь хозяйкой не была и быть не смогла бы, даже если бы ее не стало. – Он внимательно рассматривал фотографии Волиной на книжных полках. – Фотки убирать не разрешила?
– А я и не спрашивала. Неудобно как-то. Поселилась – они были. Не убирать же.
– А она сама не стала, понятно. – Он снова оживился, вспомнив их спор в машине: – Вот я и говорю, что она везде пыталась властвовать, везде! Даже там, где быть не могла по ряду причин, она печать своего присутствия оставляла. Чего бы, кажется, ей свои фотографии отсюда не убрать было? А она не убрала. Это чтобы ты вечно помнила, что она всегда за тобой следит…
– Да ладно тебе накручивать-то, – отмахнулась Ксюша, которую теперь больше волновал вопрос, осмелится ее Игорек поцеловать или так и станет мяукать еще полгода. – Пойдем лучше чай пить. А Марианна Степановна объявится, вот увидишь…
Кухня, где с соизволения Волиной Ксюша стала хозяйкой, по стерильности могла бы смело соперничать с операционной. Сверкающий кафель отражал, будто в зеркале, начищенные сковороды и кастрюльки, подвешенные на крючках. Кухонное полотенце топорщилось белоснежными складками на вешалке рядом с передником и косынкой. Табуретки возле стола стояли ровно по паркетной половице, ни на сантиметр в сторону. И лишь подоконник бунтовал против такого спартанского порядка, спрятавшись под буйной листвой домашних цветов.
– Это уже твои? – догадался Игорь.
– Мои. Не удержалась, разбавила немного.
Ксюша достала с полок чайную пару, печенье в красивой жестяной коробке, сахарницу без единого намека на сладкие сталактиты на дне. Вытащила из выдвижного ящика накрахмаленные льняные салфетки.
– Аж страшно в руки брать, – крякнул Игорь и вдруг попросил: – А может, поехали ко мне, а, Ксюш?
– А что у тебя? – Она застыла с чайником в руках на середине кухни.
– У меня? У меня ничего особенного. Гора тряпок по стульям, посуда грязная, кажется, в раковине. Не помыл с вечера, утром добавил. Цветов нет, опять же. Но… – Он сделал паузу, подняв вверх указательный палец. – Но у меня дышится легко! И не ощущается ее присутствия.
– Едем, – тут же решила Ксюша, забыв, что собиралась сегодня пропылесосить и пройтись специальной салфеткой по мебели, на которую даже пыль не смела садиться. – Едем к тебе, если все так, как ты говоришь. А цветами я могу поделиться.
– Вот этот хочу.
Игорь тут же ухватился за самый большой горшок, в котором росло невероятно красивое крохотное деревце, унизанное листьями, чем-то похожими на березовые.
– Бери, – рассмеялась Ксюша. – Марианне оно не нравилось. Всегда ругалась. Говорила, что разрастется, загородит окно, все равно придется выбрасывать.
– А что, в угол поставить было нельзя? – Игорь уже тащил горшок с цветком в прихожую.
– Нет, она говорила, что каждая вещь должна занимать в этой жизни свою нишу. Нишу, отведенную лишь для нее. А если она там становится лишней, то есть начинает портить общую картину, то вещь эта подлежит ликвидации…
Целоваться в квартире Игоря они начали сразу с порога. Он даже горшок с цветком не успел поставить на тумбочку под зеркалом, как тут же потянулся к Ксюшиным губам.
Она ответила, не оттолкнула. И потом не оттолкнула, когда он взгромоздил с горем пополам цветочный горшок, едва его не опрокинув, на подоконник и подхватил Ксюшу на руки. Нет, спросил все же, решив проявить запоздалую порядочность, когда они почти совсем разделись:
– Ты ни о чем не пожалеешь, Ксюша?
Стоило ли жалеть о том, чего нет и никогда не будет, подумала она растерянно. Марианна Степановна никогда не разрешит ей развивать отношения с Игорем. Никогда. Она приведет массу доводов, объясняющих то, что отношения эти бесперспективные, несуразные, а потому и не нужные вовсе ни ей, ни ему. Она не будет кричать, она будет просто смотреть на Ксюшу, не мигая, и станет говорить, говорить, говорить так убедительно, станет методично вколачивать ей в темечко гвоздь за гвоздем свои аргументы.
Игорь Смирин? Да кто он такой вообще? Мужлан без роду и племени. Охранник, проспавший все на свете! Он так всю жизнь свою проспит и ее – Ксюшину – жизнь под откос пустит. Да, сейчас ей с ним хорошо. Да, надежно и защищенно, но что будет через год, через пять лет?! Она подумала о том, на что они станут жить? Какое воспитание дадут их общим детям, если они – не дай бог – появятся. Он же неуч! Он же обычный работяга с мозолистыми ладонями и твердокаменным лбом, за которым никаких мыслей, кроме грядущего футбольного чемпионата, нет и быть не может. Он ей не пара…
– Ты чего такая? – Игорь развернул ее лицо к себе. – Тебе хорошо было, Ксюша?
– Да, – соврала она, почти не помня, как занималась с ним любовью.
Отвлечешься тут, когда над тобой воля Марианны Волиной довлеет. Вот ведь беда какая! И нет ее давно рядом, а присутствие все равно ощущается.
– Напряженная ты какая-то. – Он погладил ее по плечу и поцеловал. – Не переживай ты так из-за нее.
– Из-за кого? – перепугалась Ксюша: а вдруг он ее мысли прочитал, обидится еще, чего доброго.
– Да из-за Волиной. Разве я не вижу, что тебе покоя не дает ее отсутствие. Найдем мы ее, Ксюш. Обязательно найдем. Ты поесть хочешь?
– Найдем, – вздохнула она тяжело. – Где искать-то станем? В поле выйдем и аукать начнем?
– У нас номер машины имеется, на которой она ночью в офис приезжала. К приятелю обращусь, он мне живенько хозяина пробьет. А там уже след по следу и выйдем на нее.
– А вдруг она и правда никого видеть не хочет и прячется сейчас от нас от всех.
– Не думаю, – возразил Игорь, выбираясь из кровати и оборачиваясь простыней. – Если она и может прятаться, то только по одной лишь причине.
– По какой?
– Если она виновата в смерти дочери и в ограблении собственного кабинета. Отомстила, типа, всем, а вы тут расхлебывайте. Лозовского в тюрьму упрятала за то, что он ее бросить решил. Дочку отравила наркотой, чтобы… Короче, если она не в беде, значит, она убийца собственной дочери. И нам с тобой надо доказать либо первое, либо второе. Ты ведь не успокоишься, правильно я понял?
