Книга Любовь окрыляет, страница 54. Автор книги Галина Владимировна Романова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Любовь окрыляет»

Cтраница 54

Голос тети Лены неожиданно сел до хрипоты, предрекая скорые слезы. Но Кристине снова ее не было жаль, потому что наверняка женщина сочувствовала себе, а не по погибшей дочери убивалась.

– Как увидала ее, обнять хотела. А она что?! Отпихнула и как заорет, вали, говорит, туда, откуда приперлась!!! – Тетя Лена вытерла сморщенным носовым платком густо напудренные щеки, по которым проделали шустрые дорожки две скупые слезы. – Я ей: доченька, Симочка, я мама твоя. А она мне: моя мама, говорит, сдохла!!! Так и пошло, поехало у нас с ней, Тина. И я-то ведь, я, как с цепи сорвалась! Мне бы мудрее быть, терпимее, терпеливее. Подождать, может, оттаяла бы она, а я что… Наезжала на нее и наезжала! Давила и давила! Пусти пожить, денег дай… Господи, зачем мне все это теперь-то, Тина?! Мне же ничего не нужно! Мне не с кем бороться за права теперь! Да и не нужно мне ничего! Мне, может, и жить-то осталось… Квартира эта, будь она проклята!

– Как раз за этим я вас и позвала. – Кристина старалась не смотреть на мать Симы, чтобы не мучиться.

Она затеяла весь этот разговор на своей территории, жаждала раздавить, растоптать, сделать больно-пребольно, а потом все швырнуть ей в ноги. Унизительно швырнуть, пускай ползает земляным червем и подбирает.

Но все пошло не так!

Эта женщина, которая значилась по метрике матерью Симы, пусть и явилась в этот кабинет с гордо поднятой головой, все же не казалась ей теперь гадкой. Старой, никому не нужной, одинокой, осиротевшей – да. Но совсем не такой, к встрече с которой Кристина так готовилась.

– Как раз за этим, теть Лен, я вас и позвала, – чуть тише снова повторила Кристина, избегая смотреть в ее сторону.

– Зачем, за этим? – Она непонимающе заморгала. – О чем теперь говорить-то, все тебе она оставила? Да мне и…

– Мне тоже! – выдохнула Кристина с чувством. – Мне тоже не нужно Симиной квартиры, денег ее не нужно! Вообще не понимаю, почему она именно мне все оставила?!

– Любила потому что, Тиночка. – Тетя Лена вдруг начала выбираться из потрепанной шубы, задышала тяжело, с присвистом. – Никого, кроме отца, бабки и тебя, она не любила. Вот и оставила тебе все. И правильно…

– Нет! – Кристина тоже начала вдруг задыхаться. – Нет, неправильно!!! Вы ее мать, вам жить негде, а я… Господи! Да забирайте все, мне ничего не нужно! Я уже и доверенность на ваше имя оформила. Ходите по инстанциям и переоформляйте все на себя. Мне ничего…

И она вдруг разревелась. С безнадежной горечью и даже гадливостью, что приходится после смерти Симы заниматься всем этим: недостойным, мелким, несущественным. Разве стоило все того?

– И мне ничего не нужно, – тетя Лена тоже заплакала, укрыв лицо носовым платком. – Мне-то одной теперь все зачем?! Идиотов этих содержать на дочкины деньги? Хрен им моржовый, а не деньги ее! Она надрывалась, зарабатывала, а они жировать станут?! Не-еет уж… А мне одной ничего, ничего не нужно! Я вон возьму либо в дом престарелых уйду, либо в монастырь грехи замаливать. Знаешь, сколько их на мне, Тиночка?! Как вшей на бродячей собаке!

– У собак блохи, – поправила ее Кристина машинально, не переставая реветь.

– Что? А какая теперь разница?.. А самый страшный и самый большой грех, Тиночка, это тот, что не было меня рядом с дочкой, когда она… Когда ее… Изверги!!! Сволочи!!! А меня ты прости, детка, прости!

И тут старая женщина вдруг начала сползать со стула как-то странно, боком, успев отшвырнуть потрепанную шубу подальше. А потом, выпрямив спину, встала на колени перед ней, перекрестилась.

– Прости меня, голубка! Прости грех мой. Я была в милиции и забрала свою бумагу. Это злость во мне полыхала, горе-то тогда еще меня не накрыло. Злость одна и жадность. Прости меня, если сможешь когда-нибудь!!!

Кристина, отпрянув на спинку стула, смотрела на тетю Лену во все глаза, не зная, что теперь делать. Делать-то что-то нужно было, и немедленно! Нельзя же позволять старой женщине ползать перед ней на коленках по пыльному паркету. И вообще эта сцена раздирала ей душу, все перемешав внутри. Вытеснила всю злость, все так и не придуманные хлесткие и обличительные слова. Обличать-то оказалось некого…

– Тетя Лена, встаньте, я прошу вас. – Кристина подошла к ней, ухватила за руку и потянула кверху. – Не нужно! Все мы перед кем-то в чем-то виноваты…

И Кристина тут же подумала о Светлане.

Она наверняка считает соседку своей погибшей матери разлучницей. Не потому, что это правда. А потому, что так принято считать. Если муж ушел к другой от жены, даже если она и женой для него быть перестала, то другая непременно и есть разлучница, соперница и грех за разбитую семью на ней. О том, что семья перестала существовать еще за полгода, год, два до его ухода, мало кто вспомнит. И даже подумает, что вот если бы не ОНА, то у них все еще наладилось бы. И не догадается никто, что за эти полгода, год или два никто им не мешал налаживать. Лень было, недосуг, гордость мешала или гордыня. Так все это тоже грех, только о нем тоже никто не обмолвится. Всем и всегда удобно перекладывать с больной головы на здоровую. Но…

Но грех Кристина с себя все равно не снимала. Грешно быть счастливой за счет кого-то, считала она. Потому и тянула сейчас тетю Лену за руку, пытаясь поднять ее с колен. Потому и не считала себя вправе прощать ее за что-то или обвинять. Такое право было только у Симы, а ее теперь нет.

Кое-как справившись с обмякшей и обессилевшей женщиной, Кристина проводила ее на гостевой диванчик. Усадила осторожно и захлопотала с чаем.

– Ты мне лучше коньяку налей, Тиночка, – попросила слабым голосом тетя Лена. – Есть ведь небось коньяк-то?

– Есть, – кивнула она, растерянно болтая ложечкой в чашке с зеленым чаем, она-то искренне считала его панацеей от всех душевных болячек.

– Вот и плесни мне немного, а заодно и себе. Девочку мою помянем заодно. Выпьем за помин ее души… – Тетя Лена глубоко, со всхлипом вздохнула и тут же ударила себя кулаком в грудь: – Ноет и ноет вот тут, не поверишь, Тиночка!!! Не могу ничего с собой поделать, как ноет!!! Глаза закрываю, а перед глазами она. Только не живая, а уже после смерти, вся истерзанная. Живая-то мне не так вспоминается! Все как-то неправильно! Либо маленькая совсем, когда я еще с ней вместе жила. Либо злая. Все-то она злилась на меня, все-то злилась… А я ведь… Я ведь любила ее и любить продолжаю! Ну, давай выпьем, что ли?

Она взяла трясущимися руками из рук Кристины рюмку с коньяком, подхватила второй рукой кусок сыра. Выпили вместе, не чокаясь, закусили, помолчали. Потом тетя Лена снова заговорила:

– Ты дурь-то насчет Симиной хаты из головы выкинь. Если она так хотела, значит, так тому и быть!

– А где же вы-то станете жить?

Горло, глаза, щеки щипало то ли от коньяка, то ли от слез, то ли от щемящей жалости. Ей всех сейчас было жалко. И Симу, погибшую так страшно и нелепо. И мать ее, не сумевшую при жизни дочери рассказать ей о своей любви. И себя было жаль оттого, что не имеется у нее рецептов от горя в таком изобилии.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация