Грянули выстрелы…
Гварди твердо стоял на ногах; Воронов же потерял равновесие. Покачиваясь, он ловил ртом воздух. Схватившись правой рукой за простреленное левое плечо, он упал. Снег тотчас окрасился в красный цвет…
Альберт, наконец, прозрел:
— Боже мой! Что же мы наделали?! А как же Соня?! Что теперь с ней будет?!
Он ринулся к раненому другу, тот лежал на снегу без признаков жизни.
Альберт упал на колени и обнял Воронова.
— Сережа! Умоляю! Не умирай! Прости меня! Ради Сони, не умирай!!!
— Нужна срочно карета или сани. А вдруг он еще жив? Здесь недалеко есть станция, я мигом доскачу и вернусь, — сказал один из корнетов.
Гварди кивнул.
— Скорее, умоляю!
Ему казалось, что ожидание длится слишком долго, но вот показался знакомый всадник, а рядом с ним — сани.
Шустрый ямщик быстро смекнул, что произошло. Дуэли не были редкостью.
— Господин хороший, за три рублевика домчу куда угодно!
— Хорошо! Помоги!
Сергея положили в сани и прикрыли полушубками. Гварди, разгоряченный, в одной венгерке вскочил на коня.
— Быстрее! Едемте ко мне на Басманную!!!
13
Когда сани с раненым Сергеем достигли Басманной улицы и въехали в ворота дома Гварди, один из корнетов сказал:
— Я намерен выполнить волю умирающего и передать его послание…
Удрученный произошедшим, Альберт не обратил внимания на слова корнета.
— Как вам угодно… — ответил он и приказал слугам перенести Сергея в дом.
Его разместили в одной из комнат на втором этаже, и Альберт тотчас послал за доктором Францем Витольдовичем, австрийцем по происхождению, которому всецело доверял.
Покуда прислуга поехала за доктором, Альберт приказал горничной разорвать простыни и хоть как-то перевязать раненого, ведь тот потерял уже много крови.
Горничная растерялась. Она понятия не имела, как делают перевязку, но не стала возражать, ибо видела состояние своего хозяина.
Когда горничная попробовала перевязать несчастного Воронова, тот начал стонать. Сердце Альберта разрывалось: «Боже мой! Как мы могли зайти так далеко?! А если Сергей умрет?! Неужели Софья Николаевна выйдет замуж за его убийцу, то есть за меня?.. Где же доктор?!»
Наконец к парадной дома подъехала небольшая карета на полозьях с кожаным верхом. Из нее вышел Франц Витольдович, в руке он сжимал саквояж. Он снял теплое пальто, енотовую шапку, прислуга проводила его на второй этаж, в комнату, где находился раненый Воронов.
Франц Витольдович вошел в комнату, быстро окинул пострадавшего и присутствующего цепким взглядом.
— Альберт Вениаминович, велите прислуге уйти. Мне надо осмотреть пациента. Да и, пожалуйста, расскажите о том, что случилось…
Горничная поклонилась и с радостью удалилась, ее уже мутило от вида крови.
— Мы дрались на дуэли… Я ранил своего друга, — коротко, запинаясь, пояснил Гварди.
— Так, так… Горничная перевязывала… — догадался доктор.
Он быстро разрезал самодельные бинты скальпелем и начал внимательно осматривать рану.
— Пуля застряла в кости, ее надо удалить, иначе ваш друг истечет кровью и умрет. Вы же, любезный Альберт Вениаминович, направитесь на Кавказ.
— Да, гоняться за абреками по горам, — закончил фразу Гварди. — Неужели все так безнадежно?
— Думаю, что — нет. Прикажите горничной принести таз горячей и холодной воды, водки для обезболивания и полотенец побольше. Плохо, что он потерял много крови…
Франц Витольдович открыл саквояж и начал раскладывать на столе инструменты. От их вида у Альберта по спине пробежал холодок, под «ложечкой» неприятно засосало.
— Вы готовы мне ассистировать? — поинтересовался доктор.
— Все, что угодно!
— Вот и прекрасно… Помнится мне, в прошлом году вы тоже кого-то подстрелили, дорогой поручик…
Альберт замялся.
— Да, но слава Богу, рана оказалась пустяковой.
Вошла горничная и лакей. Девушка держала таз с водой, лакей же — полотенца и штоф водки.
— Прекрасно. Поставьте все на стол, — приказал Франц Витольдович. — И проследите, чтобы нас никто не беспокоил.
* * *
Корнет доставил письмо адресату, как и обещал Воронову. Было около девяти часов утра, когда он передал конверт лакею Бироевых.
Соня уже проснулась и сидела перед зеркалом в пеньюаре, Марфуша причесывала ей волосы.
В дверь постучали: лакей передал письмо Марфуше.
— Барышня, вам…
Соня сразу же определила почерк Сергея и быстро распечатала послание.
«Дорогая кузина! Да что там скрывать: любимая Сонечка!
Завтра утром я намерен стреляться со своим однополчанином поручиком Гварди. Не буду утомлять вас подробностями нашей ссоры, хочу сказать лишь одно: Я ЛЮБЛЮ ВАС!!!
Если вы читаете это письмо, то, скорее всего, я ранен или убит… Прощайте навсегда!
Сергей Воронов».
Соня бледнела по мере прочтения письма, и, когда она достигла роковой последней строки, перед ее глазами все поплыло. Она вскрикнула и повалилась прямо на туалетный столик, потеряв сознание.
Марфуша испугалась до смерти. Она выскочила в коридор и со всех ног бросилась в комнату барыни.
— Барыня!!! Софья Николаевна помирает!!! — кричала горничная, не помня себя от страха.
Из комнаты выскочил Николай Дмитриевич:
— Что ты орешь, Марфуша, как чумная?! — возмутился он.
— Барин!!! Ваша дочь помирает!!! Упала и не дышит!
— Что???
Бироев бросился в комнату дочери. На крик горничной уже спешила Агриппина Леонидовна.
Николай Дмитриевич застал Соню еще в бессознательном состоянии, она так и лежала, опершись на туалетный столик. Он подхватил ее и положил на кровать. Тут подоспела Агриппина Леонидовна и приказала Марфуше принести нюхательную соль.
Она распустила шнуровку на платье дочери, чтобы ей стало легче дышать. Бироев прильнул к груди Сонечки.
— Дышит. Надо послать за доктором. Думаю, это обморок.
Прибежала Марфуша с нюхательной солью и тотчас сунула ее под нос Сонечки.
Девушка постепенно приходила в себя. Когда она открыла глаза, то увидела склонившихся над ней маменьку с папенькой.
— Соня, девочка моя! — расчувствовался Бироев. — Как ты нас напугала! Что тебя так расстроило?
— Николай Дмитриевич, позвольте… — робко произнесла Марфуша.
