Как это Наташа у него сегодня спросила?
– Кем займешься, Виталичка?.. – Она всегда так его называла, мусоля его затылок ярким ртом. – Если твоей Валерии вдруг у тебя не будет?
Он посмеялся. Незаметно ото всех шлепнул бывшую жену по заднице и поспешил отойти подальше от ее алчных глаз и скользких разговоров. И тут же постарался забыть.
А когда все вспомнил…
Почему Наташка так спросила? Что имела в виду эта женщина с ликом ангела и волчьим нутром? Сначала Валерия мучила его странными вопросами, потом Наташа. С какой стати все вдруг начали списывать со счетов его теперешний брак, который он считал состоявшимся?
Что происходит вообще за его спиной, а?!
И тогда-то Сетин первый раз за последние два года позвонил Оксане Петровне и спросил, дома ли Валерия и все ли с ней в порядке. А когда та поспешила его успокоить, сообщив, что Лерочка спит давно, дом заперт, а собаки спущены, он вдруг заспешил домой.
Когда же именно он почувствовал себя влюбленным в нее? В тот момент, когда перепугался за нее всерьез или когда успокоился, что она дома и с ней все в порядке? Или это началось еще вчера ночью, когда он смотрел на нее и насмотреться не мог?
Он ее обожал!..
Почему так поздно додумался до этого, идиот?! Он же обожал ее, обожал ее глаза! Они вспыхивали, прятались за ресницами, звали его, отталкивали, они были непостижимо красноречивыми и невероятно искренними. Они не лгали никогда Сетину. Поэтому, наверное, он всегда оставлял свет включенным в их спальне, хотя Лера не раз просила его выключить.
Ему важно было видеть ее в тот самый момент, который не оставлял места фальши. Все остальное не имело значения. Все остальное было мусором. И ее молчаливые протесты. И его нравоучительный прессинг. И манерность его, и напыщенность, и желание загнать ее в угол.
Индюк он! А кто же еще!
Так сложно было сказать ей, что тоже умрет, если ее не станет?! Даже если и не умрет, то сказать так можно было! Она ждала от него именно этих слов. А он орал, дверью хлопал, раздражался…
Последний перед домом светофор оказался потушенным. Машин не было видно. И Сетин, вдавив педаль в пол, со свистом пролетел опасный перекресток.
«Три минуты до ворот, – считал он, покрывая расстояние от перекрестка до дома на немыслимой скорости. – Еще пять на то, чтобы их открыть, закрыть, заехать в гараж, две минуты – подняться к себе, пять – принять душ. Итого? Пятнадцать минут меня отделяет от встречи с Валерией, которую я, кажется, люблю…»
Собаки оказались загнанными в вольер. С чего это Оксана Петровна слукавила? Или забыла?
Пара ротвейлеров заплясала, заскулила, почувствовав хозяина. Он открыл клетку, выпустил их, не забыв потрепать по загривкам. Въехал в гараж, опустил ворота. Вошел в дом и в два прыжка поднялся на второй этаж, где располагалась их с Валерией спальня. Постоял перед дверью, отдышался.
Если она спит уже, он быстро примет душ, а потом нырнет к ней под одеяло. Она тут же проснется. Она всегда просыпалась, когда он возвращался и ложился в кровать.
А она могла и не спать сейчас. Еще часа ночи не было, он же раньше многих уехал из губернаторского дома. Она могла читать что-нибудь или телевизор смотреть. Были какие-то передачи для полуночников, которые ей нравились. Она рассказывала ему, он не запомнил. Тогда все будет гораздо проще.
Хотя проще не будет. Придется объясняться, чего Сетин не переносил. Слова какие-то подыскивать, что еще труднее. Это ведь не нотации читать.
– Валерочка, это я. Ты спишь?
Он пробирался в темноте к кровати, боясь разбудить ее раньше времени. Влез под одеяло и снова позвал ее.
– Эй, ты все злишься на меня, да? – Сетин протянул руку, пытаясь в темноте нащупать плечо жены. – Не злись, милая. Я не прав! Я был не прав, так разговаривая с тобой. Я приношу свои извинения…
Прежде чем он закончил извиняться, рука его, не встретив на пути никакого препятствия, упала на одеяло. Дернувшись всем телом, Сетин резко развернулся и включил ночник.
Жены в спальне не было. Ее не было в кровати, на диване возле окна, в кресле, где она могла задремать с книгой, тоже не было. Хотя кто же читает в кромешной темноте?! Это он уже запоздало, вдогонку понял.
Ее не было в спальне! И ее не оказалось нигде в доме. Ему потребовалось чуть меньше десяти минут, чтобы осмотреть все, включая сад, гостевой флигель и беседку у бассейна.
– Где Валера?! Где она, Оксана Петровна?!
Сетин бесцеремонно ворвался в комнату прислуги, включил свет и какое-то время неприязненно наблюдал за испугом старого человека, разбуженного среди ночи.
– Что стряслось?! – Оксана Петровна спрятала широкий зевок в ладони, подслеповато щурясь на яркий свет.
– Валера пропала! Где она?! Я звонил вам, вы сказали, что она дома, что дом заперт. Собаки спущены. Когда я приехал, собаки были в вольере. Валерия пропала! Где она?!
– Я… Я не знаю, Виталик Станиславович. – Лицо домработницы плаксиво сморщилось. – Она поужинала, приняла ванну, я ей еще полотенце свежее приносила, я позабыла поменять.
– Так! Что дальше?!
Он пока не боялся, нет. С ней ведь не могло ничего страшного случиться? Нет! Никаких следов взлома, следов борьбы в их спальне. Никто не похищал ее. Она сама…
А что она сама? Ушла от него? Она его бросила, получается?!
– Что дальше, Оксана Петровна? Вы принесли ей полотенце, что дальше?!
– Она искупалась, вышла в халате из ванной. На голове полотенце, голову, значит, вымыла, – вспоминала домработница, закрываясь от него одеялом, как щитом. – Потом пожелала мне спокойной ночи и пошла в спальню.
– К ней никто не приезжал? Ей никто не звонил? И собаки… Почему они оказались в вольере? Вы их выпускали?
– Да! Точно выпускала!
– А кто тогда их загнал?
– Не знаю. Лерочка не могла. Она к ним подходить боялась.
Это точно. Валерия боялась свирепых стервецов до смерти. Кто тогда это сделал?!
– И не приезжал никто, и не звонил. По домашнему точно не звонил, у меня же вот параллельный под ухом. – Оксана Петровна кивнула в сторону аппарата, трубку с которого снимала, чтобы хозяев не беспокоили в неурочное время. – Может, беда какая случилась, Виталик?! С Лерочкой, может, беда какая?!
– Хватит! – взревел Сетин и ринулся к выходу из ее комнаты.
Оксана Петровна, на ходу надевая халат, засеменила следом. Он метался из комнаты в комнату, и она за ним. Он сиганул в кухню к холодильнику за выпивкой, и она за аптечкой к тому же холодильнику.
– Что делать-то станем, а? – спросил он, выпив почти двести граммов коньяка из горлышка. – Как она могла удрать, если собаки по двору бегали? Если удрала, когда они уже заперты были, то кто их запер?!
