Тэннер накрыл ее руку своей ладонью.
— Наверное, тебе было тяжело. Детям всегда хочется верить, что они для своих родителей — главное.
Его греющий взгляд и прикосновение ладони тоже нелегко выносить. Колетта вздрогнула и убрала руку.
— Ты только пойми меня правильно: мое детство не было кошмаром. Меня не били, не оскорбляли...
Она не хотела больше говорить о Лилиане, больше всего на свете ей хотелось одного: чтобы прекратилась сладкая ноющая боль животе, вызванная его теплым взглядом.
Тэннер откинулся на спинку стула. То немногое, что Колетта рассказала ему о своей матери, глубоко его тронуло. А еще глубже тронуло то, о чем она не рассказала.
А не рассказала она ему о мучительном одиночестве заброшенного ребенка. Но эхо этого одиночества в ее голосе он расслышал. В ее карих глазах была печаль, хотя о печали она не произнесла ни слова.
А когда он встал и обнял ее, желая хоть как-то ее утешить, то, к своему изумлению, почувствовал в ней родное существо.
— Мой отец был человеком тихим, — сказал он, отвечая на очередной ее вопрос. — Он подолгу работал на ранчо и значил для меня и для Джины меньше, чем мама. Но это был добрый человек, он любил нас и обожал маму.
— Я уверена, что они воспитали тебя правильно, — сказала Колетта. — Не всякий молодой мужчина в двадцать один год был бы готов стать главой семьи и принять ответственность за ребенка.
Тэннер пожал плечами и отпил глоток виски.
— Вопрос так вообще не стоял, — сказал он. — Других родных, каких-нибудь тетушек-дядюшек, у нас нет, позаботиться о Джине было некому, а я, естественно, не согласился бы на то, чтобы она воспитывалась в приюте. Как только мне сообщили о гибели родителей, я собрал вещи и вернулся домой.
— Вернулся домой?
Тэннер кивнул.
— Я в то время был в Лоренсе, учился на предпоследнем курсе Канзасского университета. Не смотри на меня так, — добавил он, улыбаясь. — Ты-то думала, что я придаю такое значение образованию Джины, так как хочу вроде бы правильно прожить в ней свою молодость.
Колетта заулыбалась, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.
— Именно так я и думала.
— А это неправда. Я не проживаю вторую молодость через молодость Джины хотя бы потому, что не считаю свою молодость загубленной. Я не чувствую, что принес какую-то жертву, когда прервал учебу и взял на себя заботы о сестре и о ранчо. Идея насчет моей учебы принадлежала нашим родителям. Сам я хотел просто работать на ранчо.
— И поэтому ты не можешь смириться с тем, что Джину может устраивать работа в магазине?
— Смириться с этим я могу, — возразил Тэннер и принялся разрезать толстый кусок отбивной. — Но если она окончит колледж и получит диплом, то у нее будет некоторый фундамент, который может сослужить ей добрую службу, если она когда-нибудь изменит свое мнение о торговле. Но мы вроде бы договорились сегодня больше не говорить о Джине.
— Ты не ошибаешься, — подтвердила Колетта.
В течение следующих нескольких минут все их внимание было отдано еде, и они обменивались мнениями исключительно о достоинствах блюд.
— Ты умеешь готовить? — спросил Тэннер.
Колетта заулыбалась, и Тэннеру опять пришлось с усилием отводить взгляд от ее ямочек на щеках, а затем, с еще большим трудом, — от выреза на платье и соблазнительной груди.
Ее глаза сверкнули как два топаза.
— Не сомневаюсь, ты ждешь, что я скажу «нет». И думаешь, я только умею покупать консервы и готовые продукты. Так вот: я начала готовить очень рано и вдруг обнаружила, что мне это нравится. Просто в последнее время мне некогда часто варить и печь. — Она отрезала кусок куриной котлеты. — А ты? Кулинар хороший?
— Я лучший в мире знаток блюд из макарон с сыром, — объявил Тэннер.
Звонкий хохот Колетты вызвал в нем взрыв внутренней теплоты.
— Из твоих слов я заключаю, что готовка не является твоей сильной стороной.
— Правильно. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Но есть на свете другие занятия, в которых я хорош. Не хочешь узнать, о чем я?
Наградой ему был легкий румянец на щеках Колетты.
— Это что же, мистер Ротман, вы задумали флиртовать со мной?
— Возможно.
Он понял, что как будто горел на медленном огне с той самой минуты, как она открыла перед ним дверь своей квартиры.
И еще он не мог не отметить про себя, как ласкают ее красивое лицо отблески свечи, как они оживляют ее глаза, как согревают ее зовущую к прикосновениям кожу и как подпитывает их его собственный внутренний огонь.
— С чего бы тебе хотеть флирта со мной? — спросила Колетта, старательно отводя взгляд.
— А почему бы и нет? — Он снова прикоснулся к ее руке и едва заметно погладил. — Ты — чрезвычайно привлекательная женщина, я — нормальный здоровый мужчина, который тебя находит весьма желанной.
— Что за нелепость! — воскликнула она и поспешно отдернула руку. — Ты меня практически не знаешь. Мало того, я даже не уверена, что нравлюсь тебе.
— А при чем здесь это, если мы говорим о моем желании? — Перехватив ее рассерженный взгляд, он рассмеялся. — Шучу, шучу. Ты ведь права, я тебя толком не знаю. Но я не говорил, что ты мне не нравишься.
— В общем, флиртовать со мной для тебя не имеет смысла, — подытожила Колетта.
— Да почему же?
— Потому что несерьезные связи не в моем вкусе, и к тому же ты скоро вернешься в Фоксран. — В ее глазах мелькнул вызов. — Я тебя тоже толком не знаю и отнюдь не уверена, что ты мне нравишься.
Тэннера развеселила вспышка, вызванная его репликой. Он бы сейчас не припомнил, бросала ли ему какая-нибудь женщина вызов.
— Что ж, значит, нужно проверить, сумею ли я изменить существующее положение вещей.
— Можешь на это не рассчитывать, — сухо бросила она.
Он ухмыльнулся.
— А теперь расскажи мне про своих прежних друзей мужского пола.
— Не болтай ерунды. Одно из первых правил женщины: если находишься с мужчиной, не говори с ним о других мужчинах.
— Точно. Из какого же это кодекса?
— Такой кодекс каждая женщина получает при рождении.
Следующие несколько минут прошли в разговоре о персонажах, с которыми они когда-то встречались. Тэннер рассказал о девушке, с которой гулял в годы учебы. Ее звали Сэлли, и Тэннер воображал, что когда-нибудь на ней женится. Но когда Сэлли стало известно, что он собирается заняться воспитанием сестры, она немедленно потеряла к нему интерес. А после Сэлли женщин в его жизни было немного, поскольку забота о Джине сделалась для него постоянной работой.
— Если не считать голых танцоров, в моем прошлом было мало мужчин, — призналась Колетта.
