Констанс кивнула «во все зубы».
– Уверена, эта мысль утешает.
– С помощью этой вирусной программы у тебя в мозгах буквально поменяли всю проводку, и теперь ты помнишь то, чего не было. Считаешь себя инопланетным сознанием, явившимся сюда с целью уничтожить человечество и колонизировать Землю. Ничего подобного. Ты человек. Как и я. Как Вош. Как все остальные.
– У меня с тобой нет ничего общего, – отозвалась Констанс.
– Ты, видно, думаешь, что в какой-то момент вернешься на корабль-носитель, а там уж Пятая волна закончит уничтожение человечества. Но ничего этого не будет, потому что это не входит в их планы. Вы закончите тем, что будете драться с той самой армией, которую сами же и создали. До последнего патрона, пока история не остановится. Доверие ведет к сотрудничеству, сотрудничество – к прогрессу. Больше не будет никакого прогресса. Это не каменный век, это бесконечный каменный век.
Констанс закинула рюкзак на плечо и встала.
– Увлекательная история. Мне нравится.
Я вздохнула. Такую не прошибешь, но что с нее взять. Скажи она мне: «Твой отец не был художником и пьяницей, он был трезвенником и баптистским священником», я бы ей не поверила. Cogito ergo sum
[4]. Наша память является окончательным доказательством реальности в большей мере, чем сумма ощущений.
Включились двигатели Си-160. Я даже вздрогнула от этого звука. Сказались сорок дней, проведенные в дикой местности, где ничто не напоминало о механизированном мире. От запаха выхлопных газов и вибрации воздуха у меня защемило сердце. Ведь сгинет и это. Последняя битва еще не началась, но война уже проиграна.
Солнце, как будто устало вздохнув, зашло за горизонт. Мы с Констанс трусцой взбежали по платформе в самолет, сели рядом и пристегнулись.
Дверь с громким шипением встала на место. Спустя секунду мы уже выруливали на взлетную полосу. Я взглянула на Констанс – улыбка на месте, в темных глазах эмоций как у акулы. Я случайно прикоснулась к ее руке и через толстый рукав парки ощутила кипящую в ней ненависть. Из нее в меня хлынул поток злобы и презрения. И тогда я поняла: несмотря на отданный ей приказ и обещания Воша, как только Констанс доберется до цели и я перестану быть нужной, она убьет и меня, и Зомби, и всех остальных. Слишком рискованно оставлять нас в живых.
Значит, мне придется убить ее.
Самолет сорвался с места. У меня свело желудок, к горлу подкатила тошнота. Это было очень странно. Раньше меня никогда не укачивало.
Я откинулась на переборку и закрыла глаза. Хаб откликнулся на мое желание – отключил слух и осязание. Погрузившись в благословенную тишину, я начала просчитывать все возможные варианты.
Констанс должна умереть. Но убийство Констанс усугубит проблему Эвана. Вош может послать второго оперативника, но при этом потеряет тактическое преимущество. Если я убью Констанс, он может решить проблему с помощью одной ракеты «Хеллфаер».
Но не станет, если Уокер нужен ему живым.
Если Уокер еще жив.
Во рту появился противный кислый привкус. Я почувствовала позыв к рвоте и сглотнула.
Вош должен был прогнать Уокера через «Страну чудес». Только так он узнает, почему Эван восстал против своей программы. И в чем было дело – в Уокере, дефекте программы или том и другом. Фундаментальный изъян в программе создаст неустойчивую парадигму.
Но если Уокер погибнет, Вош не найдет изъяна, и вся операция рухнет. Нельзя вести войну, особенно бесконечную, если все будут сражаться на одной стороне. Что бы там ни стряслось с Уокером, то же самое могло случиться и с другими глушителями. Вош должен был узнать, почему отказала программа Эвана.
«Это недопустимо. Вош не должен получить то, чего хочет».
Быть может, наша последняя надежда именно в том, чтобы не дать Вошу желаемое. И сделать это можно было только одним способом.
Эвану Уокеру придется умереть.
13
Сэм
Зомби на дороге. Он уменьшается.
Зомби и Дамбо идут по пустынной, залитой лунным светом дороге.
Сэм достает из кармана серебряную цепочку и сжимает ее в кулаке.
«Обещаешь?»
«Я хоть раз нарушил слово?»
Темнота, как пасть монстра, постепенно заглатывает Зомби, и Зомби исчезает, остается только монстр, только темнота.
Сэм прижимает ладонь к холодному стеклу. В тот день, когда автобус забрал его в лагерь «Приют», он смотрел на оставшуюся на коричневой дороге Кэсси. Она держала в руках мишку и постепенно уменьшалась, ее поглотила пыль, как Зомби поглотила темнота.
– Почему ты его не остановил? – злым голосом спрашивает Кэсси, стоящая сзади.
– Я пытался, – отвечает Эван Уокер.
– Плохо пытался.
– Не знаю, что еще я мог сделать. Разве только ноги ему переломать.
Сэм отрывает ладонь от окна, и на стекле остается след. Так же когда-то остался отпечаток его руки на стекле автобусного окна.
– А когда ты потеряла Сэма, разве кто-нибудь мог удержать тебя от поисков? – спрашивает Эван Уокер и выходит из дома.
Сэм видит в окне отражение сестринского лица. Кэсси изменилась, как изменились все после их появления. Она уже не та Кэсси, которая скрылась из виду на пыльной дороге. Нос у нее немножко кривой, как у тех, кто прижимается им к окну.
– Сэм, – говорит она, – уже поздно. Хочешь, сегодня переночуешь в моей комнате? Как ты на это смотришь?
Он мотает головой:
– Я должен присматривать за Меган. Приказ Зомби.
Кэсси хочет что-то сказать, но осекается и в итоге соглашается:
– Хорошо. Я приду через минуту, помолимся вместе.
– Не собираюсь я молиться.
– Сэм, надо молиться.
– Я молился за маму, и она умерла. Молился за папу, и он тоже умер. Когда за кого-то молишься, он умирает.
– Они не от этого умерли, Сэм.
Кэсси тянется к нему, он отстраняется.
– Я больше не буду ни за кого молиться.
В спальне Меган сидит на кровати с мишкой на коленях.
– Зомби ушел, – сообщает ей Сэм.
– А куда он пошел? – шепотом спрашивает Меган.
Она теперь все время говорит шепотом. Кэсси и Эван Уокер что-то повредили у нее в горле, когда вытаскивали оттуда гранулу-бомбу.
– Отправился искать Рингер и Чашку.
Меган не знает, кто такие Рингер и Чашка. Она качает головой и сжимает руками мишкину голову, от чего у мишки сморщивается мордочка, как будто он хочет кого-то поцеловать.
– Ты поаккуратнее с ним, – говорит Сэм. – Не оторви ему голову.
