Я трещу без умолку, приправляю свой треп деталями, нюансами, обрывками разговоров. Даже удивительно, с какой легкостью выливается у меня изо рта все это дерьмо. Ложь похожа на убийство: один раз соврал – и дальше как по маслу.
В конце концов, что было неизбежно, священника разоблачили. В пещерах – хаос. К тому времени, когда выжившие поняли, что он не из их числа, было уже поздно. Констанс сумела убежать. Она вернулась в Эрбану и жила то в одном брошенном доме, то в другом. Чисто случайно вышло, что она очутилась в слепой зоне, которую не патрулировали ни священник, ни кошатница.
– Там мы и встретились, – говорю. – Констанс предупредила меня о ситуации в пещерах, и с тех пор мы…
– Чашка, – перебивает меня Зомби. Ему плевать на приключения Констанс и Рингер. – Расскажи мне про Чашку.
– Она меня нашла, – я отвечаю честно и не задумываясь.
Переходим к следующей лжи. Какая пошла? Шестая? Седьмая? Я уже сбилась со счета. Эта должна снять вину с Зомби и переложить ее на подлинного виновника.
– Она нашла меня к югу от Эрбаны. Я не знала, что делать. Отводить ее обратно было рискованно. И брать с собой – тоже. А потом мне уже не пришлось выбирать, все решили за меня.
– Кошатница, – выдыхает Зомби.
Мне даже легче становится. Я киваю:
– Все, как с Дамбо, только Чашке не так повезло.
«Видишь, Зомби, это я ее потеряла, а ты за нее отомстил». Конечно, это не совсем отпущение грехов, но близко к тому.
– Скажи, что это произошло быстро.
– Это произошло быстро.
– Скажи, что она не мучилась.
– Она не мучилась.
Зомби отворачивается и сплевывает на дорогу.
– Ты сказала – пара дней. Сказала: «Я все разведаю и через пару дней вернусь».
– Не я устанавливаю правила, Зомби. Обстоятельства…
– О, засунь эти обстоятельства себе в задницу. Ты должна была вернуться. Твое место с нами, Рингер. Мы все, что у тебя есть, а ты от нас ушла.
– Все было не так, и ты это знаешь.
Зомби вдруг останавливается. Его лицо под маской запекшейся крови становится еще краснее.
– От тех, кому нужен, не убегают. За них сражаются. Воюют бок о бок с ними. Не важно, какой ценой. И начхать на риск. – Он произносит это слово, как сплевывает. – Я думал, ты это понимаешь. В Дейтоне ты говорила, что так и есть. Ты называла себя экспертом по важным вещам, и я думаю, так и есть, если важное – это спасать свою шкуру, пока весь мир горит адским пламенем.
Я не отвечаю, потому что он не разговаривает со мной. Я зеркало.
– Ты не должна была уходить, – продолжает Зомби. – Ты была нужна нам. Если бы ты не ушла, Чашка не умерла бы. Если бы ты вернулась, то, может, и Кекс был бы жив. Но ты решила болтаться тут непонятно с кем, и хрен-то с нами. А теперь и кровь Дамбо тоже на тебе. – Зомби тычет пальцем мне в лицо. – Если он умрет, это ты виновата. Дамбо отправился искать тебя.
– Эй, ребята, у вас все нормально? – осведомляется Констанс, а ее жизнерадостная улыбка превращается в озабоченную.
– О да, конечно, – отвечает Зомби. – Мы просто поспорили, куда пойти поужинать. Как ты относишься к китайской кухне?
– Вообще-то, уместнее завтракать, – ляпает Констанс. – Я не против блинчиков.
Зомби смотрит на меня:
– Она приколистка. У вас тут зимой, наверное, было то еще веселье.
Озабоченная улыбка Констанс увядает. У нее дрожит нижняя губа, она опускается на асфальт, упирается локтями в колени и прячет в ладони расстроенное лицо. Зомби попадает в чрезвычайно неловкое положение.
Я понимаю, что она делает. Чем разбить оковы недоверия? Молот естественного человеческого сочувствия – вот самое подходящее орудие. Жалость убила больше людей, чем ненависть.
Когда для Зомби наступит последний день, его подведет не кто-нибудь, а собственное сердце.
Он косится на меня: «Что с этой женщиной?»
Пожимаю плечами: «Я-то откуда знаю?»
Моя апатия подстегивает его жалость, он садится на корточки рядом с ней и говорит:
– Эй, извини. Я дурак. Прости, пожалуйста.
Констанс бормочет что-то вроде «блинчики». Зомби трогает ее за плечо:
– Эй, Конни… Ты ведь Конни?
– Кон-стан-стан…
– Да, хорошо, Констанс. Констанс, у меня есть друг, он тяжело ранен. Я должен к нему вернуться. Понимаешь? – Зомби гладит ее по плечу. – Нам надо идти.
Меня мутит. Я отворачиваюсь. Солнце делает розовый надрез на горизонте. Вот и еще один день из тех, что приближают нас к концу.
– Я просто… я просто не знаю… сколько еще смогу вынести… – стенает Констанс, а сама уже встала и, положив руку на плечо Зомби, прижимается к нему всем телом.
Такая не очень молодая и не очень искренняя «девица в печали». Если бы я выбирала ник для Констанс, я бы выбрала Пуму.
Зомби смотрит на меня: «Может, пособишь?»
– Ты еще много сумеешь вынести, – говорю я и пытаюсь подавить рвотные позывы. Ну почему хаб не приструнит мой желудок? – Вынесла раз – вынесешь другой, а потом и третий.
Я оттаскиваю Констанс от Зомби. Бесцеремонно.
Она громко шмыгает носом и скулит:
– Не злись на меня, Марика. Ты вечно такая злая!
О господи.
– Эй, – говорит Зомби и берет ее за руку, – она пойдет со мной. Рингер, ты прикрываешь.
– О да, – мурчит Констанс, – прикрой нас, Марика!
У меня все плывет перед глазами. Земля под ногами качается. Я делаю пару неуверенных шагов и сгибаюсь пополам. Тут меня и выворачивает. Выблевываю все, что есть в желудке.
Кто-то хлопает меня по спине. Зомби.
– Эй, Рингер, что за черт?
– Все в порядке, – выдыхаю я и отбрасываю его руку. – Кролика, наверно, недоварили.
Еще одна ложь, причем без нее вполне можно было обойтись.
33
Утро, центр Эрбаны, небо безоблачное, температура воздуха где-то минус пять-шесть градусов. Весна уже чувствуется. Она на подходе.
Зомби и Констанс забегают в кафе, а я остаюсь на улице. С порога слышу удивленный крик Зомби. Он несется обратно. Поскальзываясь на рассыпанных повсюду кофейных зернах, он мчится обратно к выходу.
– Что там? – спрашиваю.
Зомби отталкивает меня с порога, выскакивает на улицу, резко поворачивается налево-направо, а потом снова смотрит на кафе.
Появляется Констанс.
– Видно, парнишка пропал.
Стоя посреди Главной улицы, Зомби запрокидывает голову и во все горло зовет Дамбо. Эхо звучит, как издевка.
