Обещай мне, Марика. Обещай.
98
Семь миллиардов
Мы – человечество.
Мы – одно целое.
Мы – девушка со сломанным позвоночником, которая ждет смерти в пустой комнате.
Мы – мужчина, который упал в полумиле отсюда, и единственное, что в нас еще живо, внеземное устройство, которое направляет все свои ресурсы на то, чтобы спасти наше распластанное на холодном полу тело и заставить биться наше сердце. Между нами и системой нет никакой разницы. Двенадцатая система – это мы, а мы – это двенадцатая система. Один умрет, умрет и другой.
Мы – пленники на борту «блэкхоука», который кружит над базой. Горючее на исходе. Вертолет покачивается над рекой. Река быстрая, вода черная. Наши голоса заглушает вой ветра в открытом люке. Мы сцепили руки. Мы скованы неразрывной цепью.
Мы – рекруты. Мы разбегаемся по своим постам. Нас спасли, нас просеяли. Мы – урожай, который собрали в автобусы, разделили на группы. Наши тела сделали сильнее, наши души опустошили и наполнили ненавистью и надеждой. Мы выбегаем из бункеров и знаем, что с наступлением рассвета начнется война. Это то, чего мы так ждали и страшились. Конец зимы, наш конец. Мы помним Бритву и цену, которую он заплатил. Мы вырезали в его честь на своих телах буквы: VQP. Мы помним мертвых, но не помним собственных имен.
Мы – потерянные одиночки. Те, кого не подобрали курсирующие по пустым городам, шоссе и проселочным дорогам специальные автобусы. Мы попрятались на зиму. Мы смотрим на небо и не доверяем чужакам. Те из нас, кто не умер от голода или от холода или от обычной инфекции, потому что у нас нет антибиотиков, выживут. Мы гнемся, но не ломаемся.
Мы – охотники-одиночки. Нас создали, чтобы загонять выживших в автобусы и убивать тех, кто отказывается ехать. Мы особые, мы не такие, как остальные, мы другие. Мы рождены в такой убедительной лжи, что было бы безумием в нее не поверить. Теперь наше дело сделано, мы наблюдаем за небом и ждем спасения. Но спасения не будет.
Мы – семь миллиардов, нас принесли в жертву, от нас остались одни кости. Нас отмели в сторону, сбросили со счетов, наши имена забыты, ветер, земля и песок стерли наши лица. О нас никто не вспомнит. От нас не останется ни следа. Наши наследники погибнут. Наши дети, наши внуки и правнуки будут воевать друг с другом до последнего поколения, до конца света.
Мы – человечество. Наше имя Кассиопея.
В нас – ярость, скорбь и страх.
В нас – вера, надежда и любовь.
Мы – сосуд с десятью тысячами душ. Мы несем их, храним их. Мы несем их ношу, искупаем их грехи.
Они покоятся в нас, мы покоимся в них. В нашем сердце умещаются все остальные. Одно сердце, одна жизнь, один последний полет поденки.
Кэсси
Инопланетяне – тупые.
Десять тысяч лет разбирали нас по косточкам, узнали нас до последнего электрона и так и не поняли. Они до сих пор не понимают.
Тупые придурки.
Капсула установлена на платформе в трех ступеньках от пола. Похожа на яйцо черепахового окраса размером с внедорожник «субурбан» или «эскалейд». Люк закрыт, но у меня есть ключ. Прижимаю подушечку отрубленного пальца Воша к круглому датчику у двери, и люк беззвучно открывается. Включается освещение. Салон заливает переливающийся зеленый свет. Внутри только одно кресло и еще один тачпад. Это все. Ни приборной панели, ни мониторов, только кресло и тачпад. И еще маленькое окошко – как я понимаю, для того, чтобы помахать Земле на прощание.
Эван был прав и не прав. Он верил в их ложь, но знал правду, единственную правду, которая имеет значение. Эта правда имела значение до их прибытия, в момент их прибытия и после их прибытия.
Они не могли объяснить любовь.
Они думали, что смогут выбить ее из нас, выжечь ее из наших мозгов и заменить противоположностью. Нет, это не ненависть, противоположность любви – безразличие. Они думали, что смогут превратить людей в акул.
Но они допустили один маленький просчет. Они не могут получить ответ, потому что ответа нет. Даже самого вопроса не существует.
С чертовым мишкой та же проблема.
Рингер
Кэсси уходит, и я опускаю пистолет на пол.
Он мне не нужен. У меня в кармане подарок Воша.
Я – ребенок на пшеничном поле.
Ботинки стучат по асфальту, по бетонному полу, по металлическим ступеням. Тысячи ног бегут от взлетно-посадочной полосы к командному центру. Звук их шагов напоминает царапанье крыс в старом отеле.
Я окружена со всех сторон.
Я отдам ей единственное, что у меня осталось. Больше мне нечего ей отдать.
Запускаю пальцы в карман.
В кармане пусто.
Хлопаю по всем карманам. Нет. Это не моя куртка. Это куртка Кэсси. Перед тем как войти в командный центр, я поменялась с ней одеждой.
У меня нет зеленой гранулы. Зеленая гранула у Кэсси.
Ботинки стучат по асфальту, по бетонному полу, по металлическим ступеням. Я отталкиваюсь от стены и ползу к двери.
Он рядом. Надо только проползти через комнату, потом в дверь и еще несколько футов по коридору. Если я доберусь до него раньше, чем они поднимутся на этот этаж, у меня еще будет шанс. У них не будет, а у меня будет.
Дверь. Толкаю ручку вниз, приоткрываю створку и быстро проползаю вперед, чтобы не дать ей закрыться. Теперь я его вижу. Убийца семи миллиардов, который должен был убить и меня, когда у него была такая возможность – у него она была не одна, – но не смог. Не смог, потому что даже его задела непредсказуемая траектория любви.
Коридор. Устройство наверняка все еще у него. Он всегда носил его с собой. Легкое, не больше сотового телефона устройство отслеживало каждого рекрута на базе. Одним движением пальца можно послать сигнал в установленные в шеи рекрутов имплантаты, и они погибнут.
Вош. Лежа на животе, хватаю его за куртку и переворачиваю. Кровавое месиво вместо лица смотрит в белый потолок. Я их слышу. Они поднимаются по металлическим ступенькам, и шаги все ближе.
«Где же оно? Отдай мне его, сукин ты сын».
Нагрудный карман. Именно там он всегда его и держал. По дисплею перемещаются зеленые точки. Пучок, по количеству равный трем отделениям, направляется прямо ко мне. Я выделяю их всех, каждого рекрута на базе, это больше пяти тысяч человек. Под моим пальцем загорается зеленая кнопка. Вот почему я не хотела сюда возвращаться. Я знала, что это случится. Я знала.
«Я буду убивать, пока не собьюсь со счета. Буду убивать, пока счет не потеряет значение».
Смотрю на экран. На экране пять тысяч пульсирующих зеленых точек. Каждая – несчастная жертва, каждая – человек.
Говорю себе, что у меня нет выбора.
