Один за другим крепления с мерзким скрежетом вырвались из стены. Пьер едва успел захлопнуть дверцу решетки.
Рыча, Антуан бросился на прутья, задрожавшие от удара. Он тряс их и орал. Штукатурка, которой они закрепили штыри в каменную кладку, осыпалась, прутья ходили ходуном.
— Назад, Антуан! — Жан ударил сына жестяной миской, в которую обычно клали еду, что, впрочем, не возымело никакого действия. Тогда лесник схватил прислоненную к стене палку, к которой заранее привязал серебряный клинок, и глубоко вонзил острие в плечо своего обратившегося отпрыска, который ужасающе взвизгнул и тут же отпрыгнул от решетки.
Опустившись на четвереньки, Антуан метался вдоль решетки подобно хищной кошке и при этом, не переставая, рычал. Рана в его плече тихонько шипела, от нее поднимался черный дым, тошнотворно воняло гнилым паленым мясом.
— Господи всемогущий! — Малески разрезал себе штанину и, чертыхаясь, ощупал рваную рану. — До самой кости распорол, — скрипя зубами, установил он. — Небрежность способна причинить немало боли, месье.
— Не сомневаюсь, вам захочется сообщить, что тут произошло, — мрачно сказал Жан. Пьер помог молдаванину встать на ноги и подняться по лестнице.
Внезапно сильная, узловатая рука легла сзади Жану на плечо и сжала.
— Отпусти меня, отец, — хрипло попросил Антуан. — Отпусти меня, чтобы я мог ее видеть, мог с ней охотиться, не то, клянусь, после следующей вылазки я к тебе больше не вернусь.
Жан сумел сдержаться и не вскрикнул от неожиданного прикосновения, только сделал вид, что не испытывает страха перед сыном. Ему даже удалось повернуться медленно и не убежать, но, когда он увидел, кто или что стоит перед ним, ноги сами отнесли его на несколько шагов назад. Рука соскользнула с его плеча.
Занятые Малески, они даже не заметили, как Антуан наполовину обратился в человека. Его лицо состояло отчасти из страшных черт бестии, отчасти было человеческим, знакомым, каким было, пока младший сын рос у него на глазах. Но сейчас клыки оттопыривали губы, голова казалась странно деформированной и вытянутой. Тело представляло собой уродливую химеру, какие встречаются на фресках в церквях, — смесь животного и человека. В густой шерсти гротескно болтались гениталии.
— Ты слышишь, что я говорю, отец? Иначе я никогда больше не вернусь! — еще раз пригрозил он.
— Я не могу позволить тебе снова убивать, — потрясенно отозвался Жан.
— Ты должен! — взревел Антуан и снова как одержимый затряс прутья. — Или я опустошу весь Жеводан! — Перестав неистовствовать, он прижал омерзительную морду к решетке, его глаза злобно поблескивали. — А ведь я вырвусь, отец. Тогда я уничтожу всех. Каждый мертвец будет на твоей совести.
Жан не хотел верить, тому что видел и слышал.
— Борись с оборотнем в себе, Антуан, — взмолился он. — Это он говорит сейчас со мной, а не ты. Малески ведь предупредил, что, если дать бестии одержать верх над тобой, мы уже не сможем освободить тебя от семени зла.
Страшные пальцы-когти сомкнулись на прутьях.
— А с чего ты взял, что я этого хочу, отец? Сейчас у меня такая власть, о которой я не смел даже мечтать. Люди меня боятся, я могу брать, что пожелаю, потому что никто не может мне противостоять. Бестия сделала меня богом. — Он посмотрел отцу в глаза. — В меня попадали пули, а я не умирал. Я питался кровью и мясом женщин и детей, и на вкус они были великолепны. И они лишь придавали мне новые силы. Мои уши улавливают шорохи, каких я не воспринимал, будучи человеком, мой нос улавливает малейшие оттенки в моем окружении, а мышцы сильны как стальные прутья. — Он потянулся к отцу. — И этой власти я должен лишиться?
— Мы избавим тебя от проклятия, Антуан.
— Это тело благословенно, а не проклято. Выпусти меня.
— Нет.
— Выпусти меня!
От этого вопля подвал содрогнулся как от пушечного выстрела, грозившего разорвать Жану барабанные перепонки. Лесник закрыл руками уши, а Антуан вновь начал трясти решетку. Во все стороны полетели куски штукатурки.
— Я тебя убью!!! — рычал он. — Никто меня не удержит!!!
Один прут вырвался из кладки, оставшиеся Антуан затряс еще сильнее и победно расхохотался.
Собравшись с духом, Жан поднял свое оружие и вонзил серебряный клинок в руку Антуана, но тот все не отходил от решетки, поэтому он колол и колол, пока оборотень не отступил. По лесенке поспешно спустился бледный как смерть Пьер, держа наготове мушкет с серебряными пулями.
— Я буду убивать всех, кого найду. А виноваты будете вы, — рыча, пообещал им Антуан и забился в самый дальний угол. Тихонько заскрипело и захрустело, когда его тело полностью обратилось в человеческое. Он отвратительно стонал и кряхтел, наконец упал на бок, все его туловище затряслось, чтобы с него слетели последние шерстинки. После он лежал без движения и через несколько минут уснул от усталости.
Проскользнув в камеру, Жан оглушил его дубиной, чтобы повергнуть в более продолжительное беспамятство. После чего они с Пьером заковали его в цепи и починили поврежденные крепления, которые на сей раз загнали в кладку еще глубже, а затем тихонько поднялись наверх.
Перед уходом Жан подмешал Антуану в питьевую воду сильный успокоительный настой, который выварил из белладонны, а несколько капель аккуратно влил в рот. Так он мог быть уверен, что еще два дня сын не придет в себя. До тех пор строительный раствор в кладке затвердеет.
— Как ты думаешь, его вообще возможно спасти? — тихо и печально спросил Пьер, когда в предрассветный час они поднялись на поверхность, чтобы проверить самочувствие Малески.
В ответ Жан лишь беспомощно пожал плечами, и отец с сыном молча вернулись в дом, где их ждал молдаванин. Пьер задач свой вопрос ему.
— Конечно, его еще можно спасти. — Малески совершил немалый подвиг, самостоятельно очистив и зашив свою рану, и при том с той же аккуратностью, с какой лечил Пьера. Теперь он сидел у камина, потягивая коньяк, чтобы снять ухающую боль в ноге. — Но пройдет еще немного времени, и он окончательно предастся злу. — Он рассказал Шастелям о том, что произошло в подвале перед тем, как они спустились туда и спасли его. — В луп-гару Антуана превратила бестия самого опасного вида из всех. — Его передернуло. — Похоже, сам ад судил этому чудовищу властвовать надо всеми прочими. Это ужасно, просто ужасно! Глаза, как два тлеющих уголька, словно прожгли мой рассудок насквозь и управляли моим телом как куклой. Обычно глаза оборотня сходны с глазами хищного зверя, облик которого они принимают. Способность, какую мне столь неприятно продемонстрировал Антуан, мне еще не встречалась. Равно как и способность внятно говорить.
— Значит, достопочтенная аббатиса была недалека от истины, — заметил Пьер, который заварил себе травяной чай и задумчиво смотрел за окно в сторону монастыря. — В своей записке она перечисляла способности тару.
— Бестия хитрее, чем я предполагал, тут я должен извиниться перед вами обоими, месье. Она учится. — Малески поерзал, укладывая поудобнее ногу, и тут же поморщился: боль буквально обожгла его. — Она догадывается, что время на ее стороне. Она преспокойно ждет, забирает новые жертвы, чтобы не терять силы, и, как следует опасаться, растит свое потомство, а мы даже не знаем, насколько оно многочисленно.
