Вчера он несколько часов провел в лавке ювелира, стараясь выбрать что-то, что понравилось бы Калли. Вначале задача казалась довольно простой, но при виде множества вариантов выбора Син растерялся. Кольца были всевозможных размеров и цветов, и Син внимательно прислушивался к советам невысокого плотного мужчины относительно того, что нравится большинству леди и что большинство мужчин выбирают в качестве обручальных колец.
Прежде он никогда никому не покупал подарков и не имел никакого представления о том, что предпочитает Калли.
После долгого напряженного обсуждения он выбрал кольцо, которое, по его мнению, было самым великолепным…
Калли прикусила губу, когда Син надевал кольцо ей на палец, а когда взглянула вниз, глаза ее наполнились слезами. На изящном золотом обруче были искусно выгравированы розы и чертополох, и изумруд насыщенного темно-зеленого цвета сиял даже в неярком свете часовни. Розы и чертополох
[3]
как нельзя лучше символизировали его английские корни и ее шотландскую кровь. А кроме того, вспомнив, как Саймон спрашивал у нее о ее любимом цвете, Калли решила, что со стороны Сина было очень любезно остановить свой выбор на этом кольце. К тому же ее мать всегда говорила, что изумруд — это камень любви, что он означает единение души и сердца и приносит вечную любовь тому, кто его носит. Доброта Сина поистине не знала границ.
Син вздрогнул, когда ему на руку упала слеза, и непроизвольно снял кольцо с пальца жены, почувствовав глубокое разочарование. В таких делах он был неопытен. Воин до мозга костей, он ничего не знал о женщинах и их побрякушках. И надо же ему было так грубо ошибиться и испортить важный момент.
— Простите, миледи, — хрипло произнес он. — Я думал, оно вам понравится. Я куплю другое…
Калли остановила поток слов, приложив пальцы к его губам.
— Это самое чудесное кольцо, которое я когда-либо видела. А плачу я только потому, что тронута той мыслью, которую вы в него вложили. Благодарю вас.
Калли подарила ему улыбку, от которой Сина бросило в жар, и нежно погладила его по щеке, а потом опустила руку к его руке, чтобы он снова надел кольцо ей на палец.
Быть может, у них двоих все-таки есть надежда на будущее…
«Нет, даже не думай об этом. Вообще не думай. Это обман. Иллюзорное мгновение. Раньше или позже выяснится правда, и девушка тебя возненавидит».
С тяжелым сердцем он слушал, как священник скреплял их союз.
По окончании церемонии Генрих повел их из часовни в большой зал, где должен был проходить праздник. Зал был наполнен угрюмыми аристократами, которые смотрели на Калли с состраданием, а на Сина с нескрываемой ненавистью.
Син остановился, почувствовав мрачную атмосферу зала. Правда, его присутствие никто никогда не встречал с восторгом, но сейчас отношение собравшихся выходило за рамки обычного презрения, которое всегда демонстрировали ему придворные.
Один из церемониймейстеров двора выступил вперед и низко поклонился королю и его телохранителю. Мужчина преклонного возраста, одетый в безупречно сшитый серый сюртук, он всем своим видом свидетельствовал о происшедшем несчастье.
— Простите меня, ваше величество, но Роджер, граф Уоррингтон, сегодня утром был найден мертвым в своей комнате. — Выразительный взгляд мужчины обратился к Сину. — Ему перерезали горло.
По толпе пронесся ропот осуждения, а Сина эта новость привела в состояние оцепенения. Он слышал, как позади него Саймон резко втянул в себя воздух, и почувствовал, как похолодела рука Каледонии.
Расправа без суда была в таких случаях весьма обычным делом.
Син безучастно смотрел на толпу, хотя ему хотелось сжаться и бежать, как обезумевшее животное, чтобы унести ноги. В конце концов от него ожидали именно этого.
— Есть какие-нибудь свидетели? — спросил Генрих.
— Нет, ваше величество. — Церемониймейстер снова посмотрел на Сина. — Все так, как будто привидение появилось и исчезло, — Он применил выражение, которым часто пользовались для описания преступлений Сина.
Вопреки здравому смыслу Син посмотрел на Калли. Встретившись с ней взглядом, Син ожидал прочесть в нем то же осуждение, какое выказывали ему остальные. И увидел, как лицо девушки исказилось от страха.
— Это тот человек, который пытался убить вас вчера вечером? — уточнила она.
— Тот самый, мадам.
Син почувствовал, что рука Калли стала еще холоднее, и у него все внутри сжалось. Он ожидал, что все остальные подумают о нем самое плохое, но почему-то его больно задело, что Калли думает так же.
— Мы расследуем это дело, — пообещал Генрих. — А сейчас у нас свадебное…
— Убийца! — раздался выкрик в противоположном конце зала.
Калли оглядывала собравшихся в зале, пока не увидела женщину, стоявшую примерно в тридцати шагах позади основной массы гостей. Придворные расступились, освобождая незнакомке дорогу от дверей к Сину. Аристократка приблизилась к Сину с достоинством настоящей королевы. Ее лицо было красным, в темно-карих глазах блестели слезы, а длинное красное платье представляло резкий контраст с черными волосами и темными глазами. В этой посторонней женщине было что-то странно знакомое.
Остановившись прямо перед Сином, женщина смотрела на него с такой ненавистью, что Калли была поражена, как он не рассыпался в прах прямо на глазах у всех.
Но он даже не пошевелился, а смотрел на женщину все с той же высокомерной усмешкой.
— Будь ты проклят за то, что убил моего сына. Как жаль, что ты не умер еще в утробе, — злобно произнесла дама. — Мне следовало бы убить тебя своими руками, а не производить на свет такое чудовище, как ты.
Калл и едва не задохнулась, когда поняла, что это мать Сина, и именно их сходство привлекло к себе внимание Калли, когда женщина пересекала зал…
Значит, мужчина, который накануне вечером пытался убить Сина, был его братом. Осознав это, Калли почувствовала, что у нее слабеют ноги.
— Благодарю вас, матушка, — сдержанно отозвался Син. — Как всегда, я буду наслаждаться вашими добрыми пожеланиями.
Глаза его матери засветились адским огнем, и она с силой ударила Сина по лицу, оставив у него на щеке кровавый след. Но Син так и не сдвинулся с места и не вздрогнул даже тогда, когда его мать жестом, полным ненависти, повернула кольцо па пальце, чтобы все поняли, что она специально рассекла ему щеку.
— Я требую г правосудия! — выкрикнула женщина, повернувшись к Генриху. — Я хочу, чтобы этот мерзавец заплатил за то, что он сделал.
— Вы просите осудить собственного сына, графиня?
— У меня нет сына. — По щекам женщины текли слезы, и она с трудом сдерживала рыдания. — Мой единственный сын умер от рук подлого убийцы. — Подняв руки, словно когтистые лапы, она бросилась на Сина, но он остановил ее, схватив за запястья. — Я хочу, чтобы тебя за это казнили! — выкрикнула она ему в лицо. — Ты отвратительный и подлый негодяй, и я жалею, что не убила тебя в тот час, когда ты появился на свет.
