Тут Никола достал из саквояжа, который до этого стоял около его стула, галстук. Очень знакомый галстук. Именно в нем я вчера видела шефа перед тем, как уйти домой. Только не говорите, что его нашли в квартире Марты. И хорошо, если не на ее шее.
— Вижу, вы узнали эту вещь? — сделал стойку Виссенте.
— Да, — не стала отпираться я. — Это галстук моего начальника Джонатана Эверо.
Виссенте переглянулся с напарником.
— Граф, где вы были вчера с часу до двух ночи?
— Я был у Лады. Она может подтвердить, что всю ночь я провел у нее. А с чего такой вопрос?
— Смерть госпожи Гибонсон наступила в этот временной промежуток от внутривенного введения сердечного препарата иномирского происхождения. В связи с этим дело передано под нашу юрисдикцию.
Тут следователи вспомнили про меня.
— Вы подтверждаете слова графа Эверо?
- Да.
— В таком случае попрошу вас проехать с нами для дачи показаний.
— Зачем? Я и так вам все расскажу.
Следователи попытались дружелюбно улыбнуться.
— Просто мы хотим, чтобы, когда вы будете давать показания, около вас не было вашего начальника.
И что мне оставалось делать?
Опять тюремная карета, только на этот раз конвоиры разместились вместе со мной внутри. К их чести, допрос прямо в карете они не начали, да и вообще вели себя вежливо и корректно. Открывали передо мной двери, подавали руку на лестнице. Придраться было не к чему.
— Итак, вам удобно? Хотите кофе?
— Нет, спасибо.
— Что ж, тогда приступим. Во сколько к вам пришел граф?
— В пятнадцать минут первого.
— Вы так хорошо запомнили время?
— Не каждый день мне ночью начинают колотить в дверь. Естественно, я взглянула на часы.
Георг сделал пометку у себя в бумагах.
— В каком состоянии был граф?
— В никаком. Он был пьян. Даже бутылку с собой принес.
— А где сейчас эта бутылка?
— У меня дома.
— Разрешите за ней послать?
— Нет, — чтобы кто-то в мое отсутствие по квартире лазал? В том, что только одной бутылкой дело не ограничится, я не сомневалась. — У меня там злая собака. Если хотите, можете потом проехать со мной, и я вам ее отдам.
— Что происходило дальше?
— Бурный секс.
У следователей отвисли челюсти.
— Вас возбуждают пьяные мужчины? Или все было против воли? Не бойтесь, если что, у нас есть программа защиты свидетелей.
Ага, и буду я в глуши с Карлой Людвин куковать.
— Нет, я подозреваю, что-то было в вине, которое принес Джонатан.
— В таком случае следуйте за мной.
Меня привели в кабинет врача. И что мы тут забыли? Из-за стола поднялась миловидная женщина. Волосы убраны в тугой пучок, уже знакомая мне медицинская форма. Лекарь? Зачем?
— Раздевайтесь, проходите за ширму.
— А что, собственно, происходит?
— Просто освидетельствование, что вы в порядке. Присаживайтесь.
Эверо! Вернусь, убью!
На этом мои испытания не закончились. Едва я оделась, меня опять отвели в допросную. Причем, судя по лицам сопровождающих, меня не вели, а конвоировали. Радовало, что хоть без наручников обошлось. Честно говоря, я не понимала, к чему все эти освидетельствования и допросы. Складывалось впечатление, что кому-то очень хочется засадить Эверо. Странно, обычно любые следственные органы опасаются иметь дело с богатыми и благородными. Если только нет указания свыше.
За этими невеселыми мыслями я пропустила первый вопрос. В себя меня привел гневный окрик:
— Что вы делали вчера ночью?
— Спала, занималась любовью, спала.
— С кем вы занимались любовью?
— С Джонатаном Эверо.
— Вот тут у нас сомнения. Следов вашего времяпрепровождения с графом экспертиза не обнаружила.
— Мы были дома, когда нас вызвали. Естественно, мы приняли душ перед выходом.
— И уничтожили доказательства. Может, вы просто под давлением начальника обеспечиваете ему алиби?
Они слышали о презумпции невиновности? Вот впервые жалею о том, что соседка сейчас далеко. Она бы не только подтвердила наличие графа в моей постели прошлой ночью, но и полную раскладку поз дала бы.
— Спросите у коменданта общежития, он должен был видеть графа.
— В том-то и дело, что он никого не видел. Да и если бы сказал, что видел, веры словам подчиненных графа у нас нет.
М-да, похоже, Джонатана они решили посадить любой ценой.
— Лада Борисовна, раз вы не желаете идти нам навстречу, мы будем вынуждены прибегнуть к услугам ловцов для ментального воздействия.
Вот тут мне поплохело. Сразу вспомнилось, как любит меня эта братия. Если у них так сильна цеховая солидарность, то на их честность рассчитывать не приходится, вполне могут соврать, чтобы подставить меня. Конечно, есть вероятность, что их подвергнут жуткой магической клятве, которая в случае лжи гарантирует понос, судороги, гангрену и смерть, но что-то подсказывает мне, что столь ценных специалистов заставят поклясться разве что на местном аналоге Библии.
Следователи заметили мою панику и решили дожать, удвоив усилия.
— Вы побледнели, вам есть что скрывать?
— Да не особо хочется, чтобы посторонние знали, на каком месте у меня целлюлит, — огрызнулась я.
В голове назойливо вертелся один неприятный вопрос. А не оставят ли меня ловцы пускающим слюни овощем после своего воздействия? Тут некстати вспомнился блок на некоторые мои воспоминания. В том, что его попытаются сломать, я не сомневалась, а вот как в отношении меня срикошетит эта попытка, было веселой темой для размышления.
— Так вы скажете правду о том, что происходило вчера ночью?
— Я уже говорила, ко мне пришел Джонатан, и мы занялись любовью. Можете, в конце концов, изъять мою постель! Ее я постирать не успела.
— Постановление на обыск мы получим через час. Тогда, не сомневайтесь, мы проверим все.
И что-то мне подсказывает, что после этого обыска из моей квартиры бесследно исчезнет все, что могло бы помочь Джонатану доказать свою невиновность. Хотя будут ли после зелья пригодные для экспертизы следы, еще неизвестно. Вот ведь…
Виссенте тем временем продолжал на меня давить:
— Лада, поймите, незаконный оборот лекарств в нашем мире — это страшнейшее преступление. Наказание за это — казнь. Причем пол, возраст и социальный статус обвиняемого ни на что не влияют. А вы сейчас делаете все, чтобы пойти как укрыватель.
