– Мне все равно, – как только образовалась наконец-то пауза, тихо вставил Труха и пожалел, что не тот набрал номер: попал, одним словом, как рыбина в сеть, а ему же как можно быстрее хотелось разузнать о съезде.
Наконец он нашел выход, как остановить трескотню, посоветовал:
– А вы это стихотворение прочитайте на съезде… Воспримут! Съедят! Гениальное произведение! Супер!
– На каком это таком съезде? – поэтесса притормозила, заинтересовалась.
– А что, вы разве не слыхали?
– Нет.
– А я слыхал… вроде какой-то съезд намечается… Это мне сказал один тут наш поэт, его пригласили… Удивительно, и мне ничего не сообщили… А ему, говорит, пришло приглашение… Они что – через одного?.. Выборочно?.. На кого пальцем ткнули – тот и делегат, так получается? Непорядок! Самовластие!.. Хотя нас, конечно же, это и не касается, однако справедливость должна существовать везде и всюду. В каком государстве живем, спросить бы?!..
Немного покритиковали кого надо, и читка стихотворений продолжалась. Хотя уже и ослабла рука, держа трубку, замлела, однако Труха, расстроенный неудачным звонком, решил наконец взять инициативу в свои руки, и теперь стихотворения слушала уже она, могилевская поэтесса. Это продолжалось бы, похоже, долго, однако прибежала чем-то встревоженная жена и приказала срочно уступить ей телефон: плохо стало кому-то из старушек, необходимо вызвать «скорую».
Жена устроилась у телефона, а Труха начал все же собираться на съезд. Было не было. Интересно ж посмотреть, кого еще вызвали. Извлек заначку, надел новый блестящий костюм, бросил в старенький дипломат несколько книжек своих стихотворений.
А если откровенно сказать, у него имелся свой план на эту поездку…
– Ты куда это собрался? – напустила на себя строгость жена. – Почему молчишь? Я у кого спрашиваю?
Труха помахал на жену руками, мол, не до тебя сейчас. Тут решаются важные дела.
– В столицу еду. Вызывают по литературным делам. Не иначе, признали? Как думаешь?
– Ну, если только по литературным делам… – пожала плечами женщина, – то смотри сам, Дёня…
– Только что позвонили, – соврал, не моргнув и глазом, Труха. – Проезд оплатят. Все чин по чину. Может, наконец-то взобьёмся на какую-нибудь премию? Может, наше время настало, пришло, а?!
Жена села на табурет, грустно вздохнув:
– Все ж мне жаль тебя, Дёня, очень даже. Столько ты стихотворений написал, столько денег истратил на свои книги – и всё впустую…
– Пока, пока, – утешил жену поэт. – Вижу себя на пьедестале с лавровым венком!
– Если бы сбылось!
– Сбудется! Даю слово! Мою строку сам Бородулин хвалил! Мускулистая, говорит, у тебя строка, Труха! Быть тебе классиком! Прости, только после меня. А мне, скажи, какая разница – после кого, а? То-то же!
– Ну, езжай себе, – совсем растрогалась жена, отсчитала мужу деньги на дорогу и обед, что совсем неплохо было к его заначке, и Труха, дав буську жене, притворил за собой двери.
Привет, столица!
Первым делом поэт направился к зданию, где должен пройти съезд. Но он не дурак, чтобы сразу же переться в дверь, показываться, а спрятался за дерево и принялся наблюдать за развитием событий. Ага, вон и Нехайчик, обормот, прогуливается! Это тот, кого «не вызывали!» Труха на какой-то момент забыл, что нужно сохранять конспирацию, хотел было крикнуть ему: «Привет, дружище!», однако вовремя спохватился. Да и кому было кричать, когда Нехайчик в последний момент спрятался за дерево напротив и также следил за входными дверями, изредка сверкая лысиной. Тут он заметил, что из соседнего куста наблюдает за входом в помещение поэтесса в большой соломенной шляпе… А вон прозаик Тяпкин украдкой выглядывает из-за парапета… Он из Бреста, кажется… А вон… А вон… А вон… Боже, сколько знакомых лиц! И никто не решается первым заходить в помещение… Все затаились и только изредка выглядывают из своих тайников. Сидят в ожидании. Когда же начнется наступление? Ну, конечно же, кому это охота заходить на тот съезд! Дураков нет. Засмеют. Как первому, еще какой приз дадут, карточку разместят в газетах. Нет! Туда хода и ему, Трухе, нет! Зачем высовываться, как Никита из конопли? А вот кто приехал на тот съезд – интересно глянуть. И надо сделать это так, чтобы себя не выдать.
Так, видимо, думал не только Труха – каждый из делегатов. Вишь, сколько их, графоманов, шевелится в кустах и за деревьями и колоннами!..
И, недолго думая, Денис Иванович тайком дворами взял направление к ближайшей остановке. Надо где-то выпить бокал пива, съесть пирожок – и домой, за письменный стол. Писать, писать, писать!..
… Труха лежал на диване и смотрел в потолок, откуда, между прочим, нередко черпал темы. Там сидела большая муха.
– Нахалка! – крикнул он. – Вон, сказал!
Муха не слушалась, словно намертво прилипла к одному месту на потолке, и хоть ты что ей. Он начал искать тапок, чтобы запустить им в уродину, однако того нигде не было. Пошел на кухню, там жена готовила ужин, спросил у нее:
– Маруся, ты случайно тапки мои не видела? Муха на потолке сидит, мать ее душу!..
Маруся захохотала, что удивило поэта: давно, очень давно не было у нее такого настроения. «Что это с ней? С чего бы?..»
– Дописался, – жена, наконец перестав хохотать, покачала головой. – Да ты на свои ноги глянь, поэт! Ой, горе!..
Труха и сам теперь уже хорошо видел, что он стоял в тапках. Ничего не сказав, он пошел в свою комнату, посмотрел на потолок, однако мухи там уже не было. Ее не было нигде. Но что это? Она, муха, ползает по его лицу?! Ну, погоди, нахалка! Труха тебе такого никогда не простит. Он собрался, прицелился и со всего размаху шлепнул себя по лбу.
И… проснулся.
Долго лежал потом под одеялом и чувствовал себя очень счастливым человеком. «Приснится же разная чушь», – думал-рассуждал Труха и осторожно трогал то место, по которому только что заехал ладонью.
Так и живем, брат…
Старый холостяк Сергей Пекур вынужден был на несколько дней оставить город: просила сестра, чтобы обязательно приехал, выходила замуж дочка Валентина, а его, значит, племянница. И как бы в подтверждение разговора по телефону (да и начальству показать, чтобы отпустили) чуть позже пришло и приглашение.
Сергей, одним словом, обрадовался такому вот повороту и разнообразию в своей жизни и хотя далеко тот Ижевск, начал собираться в дорогу. «Когда еще представится такая возможность – встретиться вместе всем родственникам?» И он засуетился. На заводе подсчитали, сколько у него набралось отгулов, дали согласие: езжай, твоя воля, мы не против, имеешь право. Сейчас зима – не лето. Собрал кое-какое тряпье, запихнул в сумку, снял в сбербанке деньги – на подарок невесте и на карманные расходы. Билет на самолет купил в оба конца.
Самолет завтра утром…
