– Поёшь?
– Ага, пою… – Павловна какое-то время пела и разговаривала.
Окрошка вздохнула:
– Завидую тебе, Наталья…
– Я знаю…
– Бесстыжая! – Окрошка собралась уходить, но передумала. – А меня что, одну оставляете? Саму с собой?
– Кто тебе сказал?..
– Сорока на хвосте принесла. «Кто тебе сказал?»
– Да это ж всё несерьезно… почти игра, Лизка.
– Доиграетесь, что меня и на порог не пустите.
– Да будем жить, как жили. Маленькой коммуной.
– «Коммуной». А чего ж тогда он при орденах и медалях мою хату обошёл? Почему? У тебя отметился, у меня – нет.
– Не знаю… У него спроси…
– Значит, уже поровну не получается, а что дальше будет – поди гадай.
– Ну и что ты посоветуешь?
– Из меня плохой советчик. Это ты выученная…
– А что ж я должна была сказать Егору? Уходи – да?
– Может, и так… в лоб: уходи!..
– Он же свой нам.
Окрошка вскочила, мерила короткими шажками двор Павловны:
– Это я… Это я, дурр-р-ра старая…
– Что – «ты»?
– Всю жизнь мечтала ему стирать рубахи, готовить ему вкусную еду… А всё это сейчас будешь делать ему ты. Ты! Одна!
– А давай вдвоем? Раньше мы как-то Егора почти как не замечали… по этой линии…
– Ты про себя говори!
– А сейчас, когда постарели, да и своих мужей схоронили, а дети наши потеряли деревню из виду и нас в ней, тогда вот и про Егора вспомнили… Да, это так, Лизка: нам без Егора будет горе… Все ж он крепкий дед еще… а в деревне без мужика как обойтись?
– Окрошкой меня прозвал… как же… А то я не понимаю ничего… Как же… Просто ему то, что я готовлю, в рот не лезет – вот и выдумал про окрошку… Гадится никак…
– Хватит тебе! Хватит, Лизка! – притопнула ногой Павловна.
– Выпить нальешь? – выдержав паузу, спросила Окрошка.
Павловна наполнила рюмку и подала ей:
– Закусить дать чего?
– Не-а. После третьей если… Вчера в газете вычитала: сейчас люди пьют больше, чем в советское время. Конечно, больше… Вот брата моего возьми, Стёпку, который в Прудке живет… Раньше, как раз в советское время, он пил один, а сейчас у него и два сына взрослые и внук на подходе … – Окрошка выпила и молча ушла.
Павловна засуетилась:
– Ты куда это, Лизка? Она что, с ума сошла? Еще, чего доброго, руки на себя наложит… А ведь я виновата, я!.. Зачем Егора делить-то надо было? Зачем? Лизка-а-а-а!..
И побежала вслед.
4.
А тем временем пришел Егор с мешком на плечах.
– Ты где, Павловна?
– Да тут я, тут! – появившись, зло ответила Павловна. – Где ж мне быть? А она, кляча старая, на завалинке сидит!..
– Ты о ком это?
– Ну о ком же еще, если нас всего трое в Шкирдюках?
– Понимаю и сочувствую… Куда все это бросить? Понемножку начинаю переезжать. Барахлишко.
– Прям не знаю… – Павловна отвернулась, хнычет. – Соблазнил ты меня, Егор…
– Когда-то же надо было.
– Перед Лизкой стыд и позор. Жили-жили как нормальные люди, как хорошие соседи, и вдруг приспичило нам… А?
Егор, выкладывая из мешка вещи на стол, давал короткие комментарии:
– Рубаха… В Журавичах покупал… Себе ко дню рождения… Портки… Сколько в них я хаживал – сам Бог знает… А это, слышь, галифе… Когда-то щеголял… Модно было… Они мне в наследство от фининспектора Жилки остались… Жилка в Ленинграде, или как он сейчас там называется, помер давно, конечно, а галифе сохранились… Аккуратно носил… Не баловал себя… Обувка… Сапоги… Из армии пришел в кирзачах… По пескам лазил в Туркмении в них… песка набьется, вытряхну, и дальше, и вперед… А это сандалеты… а это ботинки… И вся обувка… на большее не заработал за свою жизнь… А вот почему, скажи, артистам, которые в кине снимаются, дают одежду государственную, а нам, колхозникам, – в своём топай на работу, своё рви… Несправедливо… Нет, неправильно… Шляпа… – Надел. – Как я в шляпе, Павловна? Идет? Ажур?
– Егор! – с надрывом заговорила Павловна. – Я места себе не нахожу, а ты мне про шляпу!..
Егор как ни в чем не бывало продолжал:
– А вот и галстук… Не помню, пользовался им когда или нет…
– Как же: а на паспорте ты в чём?
– А ты откуда знаешь?
– Да ну тебя! Видела, небось…
– Кстати! Со мной в армию цыган один призывался… Где-то же и отыскали его!.. Так у него в военном билете, что всех повеселило, фотография была вклеена, где он с велосипедом… За руль держится и вперед так смотрит озорно: а вот и я, бравый солдат Швейк!.. Ну, вот и порядок. Ничего, ничего… А Лизка придет в себя и еще нам окрошку городскую состряпает… Только я – чур! – ни на зуб… Как тогда жив остался – не пойму… Всё было против меня… Из-за угла двое суток не выходил…
– Поди, на стороне что-то не то съел, а на бедную Лизку переложил.
– Кабы!.. Вот и все мое состояние, не считая сковородки и зимней шапки с фуфайкой… Так что, принимаешь?
Павловна не сразу, и слова эти дались ей с большим трудом, ответила:
– Нет, Егор, не принимаю. Живи один.
Егор, похоже, остолбенел:
– Я шучу, но я серьёзно…
– Серьёзней не бывает.
– А чё ж раньше обещала?
– Прости. Лизку жалко. Загнётся она одна… Я же знаю, что всю жизнь любила она тебя. И сейчас любит.
– А я – тебя, ну так чё теперь!.. Ну где она тут, эта середина, эта ось, мать ее так!.. И зачем я пёр всё это сюда, спрашивается!?.. – он принялся заталкивать вещи обратно в мешок, а шляпу насадил на кол. – Пусть память останется на века от Егора-чудака!..
– А ты не уходи, не надо уходить.
– Как понимать? – насторожился Егор.
– Будем жить, как и жили…
– Егор любит определенность. Ясно, Наталья Павловна! Не могу я сразу на вас двоих жениться, не могу!..
– А и не женись, не надо!
– А если Егору приспичило?
– Как это?
– Но я не бабник какой-нибудь распущенный. Всё должно быть по закону, чинно-благородно. Или хотя бы по преданности и верности…
– Прости, спросить хочу…
– Спрашивай. Весь внимание.
– Так это я тебе что, ещё как женщина нужна буду?..
– Обязательно! Непременно! А зачем мне мужик? Мужик – я сам!
– И вместе спать будем?
