Итак, что она поняла за последнее время?
В «Формулу-1» стоит соваться, только имея прочные финансовые гарантии. Они у нее есть, это точно. Если в предстоящие три года вложить триста миллионов долларов, то можно кое на что рассчитывать. Бесс усмехнулась. Но не своих же! И не Юджина. Это если как следует раскрутить дело…
Непреложное условие для участия в «Формуле» — сотрудничество с солидными поставщиками моторов. Так, ясно, этим тоже надо озаботиться, сказала себе Бесс.
Презентацию команды, если я на самом деле куплю ее, надо устроить через Интернет. Создать сайт, на который может заглянуть каждый, и если он не успел стать свидетелем прямой трансляции презентации, то посмотрит ее в записи. Ну что ж, в новом тысячелетии моя команда, в которой я, Бесс Раффлз, буду топ-пилотом, дебютирует! Она рассмеялась.
Оказавшись дома, Бесс прямиком отправилась в кухню. Сварить кофе? Или приготовить… чай? При мысли о чае губы сами собой расплылись в улыбке, причем необыкновенно нежной. Бесс поймала себя на внезапной ассоциации «чай — Англия — Юджин». Сейчас там почти пять, и молчаливый слуга наверняка уже наливает чай в тонкую фарфоровую чашку и кладет на тарелочку несколько невесомых печеньиц, да, Юджин любит традиционный чай именно с печеньем.
Юджин Макфайр, доселе незнакомый человек, мужчина, который захотел прийти мне на помощь и осуществить невероятное желание… Бесс покачала головой. Могла бы я отказаться от своего желания и жить так, как живут обычные женщины? Принять предложение Пола и выйти за него замуж? Рожать детей, заботиться о доме, о муже, жить его жизнью и жизнью детей. Но не своей.
Бесс села за кухонный столик и поставила перед собой чашку с горячим чаем. По такому раскладу я должна, по сути, отдать жизнь за других, чтобы они смогли прожить так, как хотят. Реализовать себя. А как же я? Ведь другой жизни у меня не будет. Если я и приду на землю, то уже не в облике нынешнем, я могу оказаться рыжей кошкой или деревом, скажем, кленом. От этой нелепой мысли Бесс стало смешно.
Да, если снова вернуться к тому, с чего начала: и думать нечего, чтобы Пол Сидни согласился принять мою страсть к гонкам. Он способен принять и оценить только одну мою страсть — к нему. Выйдя за него замуж, я должна расстаться с собой, поверить, что от перестановки желаний в этом мире ничего не меняется.
Чай был с молоком, густым и жирным, таким, как пьет его Юджин, Бесс теперь нравился только такой чай. Он чуть остыл, и Бесс отпила немного.
А Юджин? Он-то как раз, желая распорядиться собственной жизнью по собственному усмотрению, обратился за помощью ко мне. Этот вариант мне более понятен. Юджин сильный человек. Он не требует от меня того, чего я не смогла бы ему дать.
Бесс смотрела на лужайку, на которую выходило кухонное окно, а перед глазами возникла другая — возле дома Юджина. И сам он — с тонким лицом и гладко зачесанными темными волосами, в которых нет ни одного седого волоса. У него сильные руки, которые руководили телом, вынужденным обходиться без помощи ног.
А Юджин сильно изменился после нашей первой встречи, подумала Бесс. Особенно после свадьбы. В его глазах все чаще возникает блеск, явный интерес, и я чувствую, что мне очень хочется заставить его радоваться по-настоящему, более того — гордиться мною.
Пожалуй, я выступлю в заезде под двойной фамилией — Раффлз-Макфайр. У Юджина красивая фамилия. Очень. И у меня тоже. Интересно, а насколько я смогу продлить его пребывание на земле? Спросить у Роберта? Бесс покачала головой. Нет, Роберт знает только тело Юджина, а продлить жизнь способна душа.
В этом постулате Бесс не сомневалась, она уже разговаривала с Седой Никогосини.
Они снова встретились в итальянском кафе, которое так живо напоминало Седе о родине, Бесс просто ощущала кожей, как Седа упивается атмосферой, мелочами — такими, как клетчатая скатерть, аромат итальянского вина, пирожных. Бесс подозревала, что заведением владеет кто-то из многочисленных родственников Седы.
— Я считаю, здравомыслящий человек вправе распоряжаться собственной жизнью, Бесс, — говорила Седа. — А вот жизнью другого — нет. Человек, готовый совершить какое-то насилие, должен спросить себя: может ли он заплатить за него ту цену, которая от него непременно будет потребована? Это животное, совершившее насилие над другим животным, не будет наказано, а человек — всегда. А что касается эвтаназии — это, на мой взгляд, не насилие над собой, а управление собой. Да, вот так я думаю…
Бесс слушала, кивала, а в голове все отчетливее прояснялась мысль: если человек волен распоряжаться собой, то можно немного подкорректировать его волю, заинтересовать чем-то, чтобы ему захотелось побыть в этом мире еще.
— Да, ты можешь это сделать. Своей любовью, — сказала Седа. — Душевным теплом. Благодарностью за его шаг тебе навстречу.
Бесс залпом выпила чаи и схватила трубку. Она быстро набрала номер и тотчас, как и ожидала, услышала голос Юджина. Кажется, он ждал ее звонка.
— Юджин! Как тебе английский чай?
— А тебе?
Она засмеялась.
— Ты видишь, что я пью чай?
— Ты уже выпила его, только что.
— О, да ты просто провидец! Как ты догадался?
— Английский чай заставляет проснуться даже смертельно уставшего человека.
Бесс хмыкнула.
— Пожалуй. Я на самом деле устала.
— Была трудная тренировка?
Бесс помолчала, раздумывая, сказать ли правду. И Юджин уловил ее колебания.
— Что-то случилось с машиной? — обеспокоенно спросил он.
— Да. У нее барахлит компьютер.
— А что говорит механик?
— Что такого не может быть. Я думаю, не перегрелся ли он…
— Знаешь что, — голос Юджина звучал тихо, но Бесс уловила в нем нечто новое — и это, быстро поняла она, интерес к ее жизни, — по-моему перегрелся кто-то другой…
— Кто-то? — переспросила она. — Ты говоришь «кто-то»?
— Да, кто-то. И, думаю, не ошибаюсь. Ты его знаешь.
— Ты… полагаешь, это…
— А кто же еще? Обведи мысленным взором всех знакомых тебе людей. Кто может злиться на тебя сильнее всех? Испытывать ярость по отношению к тебе? Если против тебя уже был совершен акт — я назвал бы то навязанное интервью на ступеньках собственного дома актом вандализма по отношению к тебе, — то этот человек с маниакальным упорством способен повторить нечто подобное.
Бесс замерла, кажется, ее сердце окаменело. Неужели такое возможно? Неужели Пол, который клялся ей в любви, поставил целью своей жизни мстить ей? Но за что? За то, что она не хочет жить так, как он? Не хочет стать придатком его жизни, которую он разметил, словно заасфальтированное шоссе после ремонта?
— Юджин, кажется, я догадалась.
— Детка, тебе помочь?
— Спасибо. Я справлюсь сама, — заверила Бесс, не понимая, каким образом может ей помочь Юджин, сидя в Лондоне в инвалидном кресле.
