— Вот это да! — горячо прошептал он и жадно припал к ее губам, приоткрывшимся в ожидании, нежно проникая в глубины рта.
Этот поцелуй отбросил все условности, разделявшие их, помогая перейти к совершенно иному уровню отношений.
Больше никогда она не назовет Джерри Веста отвратительным, подумала Хани. Это неправда. Теперь она точно знает, что это не так.
Пораженная бурей чувств, бушевавших в ней, она трепетала в сильных, желанных объятиях. Вдруг слабый стон привел ее в чувство. Его нога! Ему нельзя наступать на ногу! Нельзя вставать с постели. Постель… И Джерри… Голова у нее закружилась, и Хани поняла, что летит, словно Алиса из сказки, в волшебную страну чудес, небывалых ощущений. Ей не терпелось узнать, что же это за чудесная страна, двери которой были так долго закрыты для нее? Ведь ничего подобного никогда раньше с ней не происходило, и сейчас она не понимала, как могла жить столько лет, не зная этого. Ей доставляло наслаждение даже вдыхать запах его одежды. Обнимая Джерри за спину, она гладила твердые мускулы. Сильной рукой он еще теснее прижал ее к своему возбужденному телу, и Хани полностью отдалась во власть охватившего ее чувства, находя удовольствие даже в том, как царапает ее нежную кожу его небритый подбородок.
Через несколько минут восхитительного блаженства Джерри поднял голову. Он казался ошеломленным тем, что произошло не меньше нее.
— Кто так крепко завязал тебя в узел, Медок? — тихо спросил Джерри. — Твой бывший муж?
— Дело вовсе не в нем. Просто я не принадлежу к числу раскованных женщин, — ответила Хани. Ей вовсе не хотелось говорить сейчас о своем бывшем муже. — Тебе не следовало вставать, — пробормотала она, подняв лицо и заглянув ему в глаза.
— А тебе не следовало так целоваться, — прошептал он в ответ. — Это было… ни с чем не сравнимо. — Сквозь густые темные ресницы, скрывавшие выражение его глаз, Джерри не отрываясь смотрел на ее губы.
— Тебе лучше лечь, — повторила Хани, все еще находясь под впечатлением произошедшей в ней перемены. К ней пришло понимание, что этот внешне самодовольный, грубый и раздражительный мужчина на самом деле, оказывается, очень чувствителен и тянется к любви так же, как нежный цветок к солнечному теплу.
— Да, пожалуй, — он поморщился, — иначе эта проклятая нога доведет меня до могилы.
— Давай я помогу тебе дойти до постели.
— Да уж, помоги, — ответил Джерри таким откровенным тоном, что заставил ее снова затрепетать, и вновь, притянув к себе, крепко обнял. — Ты дрожишь? — удивился он.
— Нет, — возразила Хани, прижимаясь к нему, хотя знала, что он все прекрасно понимает.
— Да тебя трясет как в ознобе, — пробормотал Джерри, и с каждым словом его губы приближались и наконец снова прильнули к ее приоткрытому рту.
Этот поцелуй вновь возродил с новой силой только что пережитые ощущения, и горячая волна радости затопила всю ее до самых кончиков пальцев. Где-то в низу живота Хани возник жар, медовой сладостью растекающийся по всему телу, разливающийся по жилам ко всем потаенным уголкам. Почувствовав, как вздрогнуло и напряглось в кольце ее рук тело мужчины, Хани вспыхнула от желания.
Внезапно, словно избавляясь от опутавших ее чар, Хани вырвалась из горячих объятий и, ошеломленная, в смятении уставилась в глаза Джерри. В их бездонных, потемневших глубинах бушевала буря страсти. Она сама прерывисто дышала. Пытаясь справиться с неловкостью и растерянностью, она пробормотала:
— Я должна приготовить что-нибудь на обед.
— Сначала помоги мне дойти до кровати, — попросил Джерри глухим, напряженным голосом, свидетельствующим о том, что возбуждение все еще не отпустило его. Видя, что она колеблется, он добавил: — Я больше не буду целовать тебя, обещаю.
Хани вздрогнула. Что принесет ей такое обещание — облегчение или разочарование? В глубине души она понимала, что быть в его объятиях так желанно и естественно для нее, как если бы эти руки уже много раз обнимали и ласкали ее, а дрогнувший голос и глубокий взгляд потемневших глаз говорили о желании.
Но, остановленная неведомым страхом, она вновь постаралась заглушить в себе чувственные порывы. Еще раньше, до этих невероятных поцелуев, прикосновения Джерри Веста были для нее настоящим испытанием, приводя в волнение и замешательство. Но сейчас жар, исходивший от него, опалял Хани, словно она приблизилась к раскаленному вулкану, вызывая в ней целую бурю ответных чувств, которые хотя и не проявляли себя в полной мере, но уже стремительно рвались наружу.
Хани взяла себя в руки, сделала глубокий вдох и, обхватив Джерри за пояс, повела к кровати.
— А как вам самому удалось пройти через всю комнату? — спросила она.
— Да как-то удалось. — Его дыхание касалось волос Хани. — А вот как ты, Медок, умудрилась заиметь сына, мне что-то не очень понятно. Нет, кое-что я, разумеется, понимаю, но не до конца. Правда, надо сказать, целовалась ты просто потрясно.
— Мистер Вест, прошу вас, не будем говорить об этом.
— И все-таки ты маленькая ханжа, Медок.
— А вы… вы толстокожий осел, вот кто! — выпалила Хани, но в ее голосе не было злости и раздражения, скорее легкомысленный юмор.
Джерри усмехнулся.
— Толстокожий осел, гм. Интересное сочетание. Надо запомнить. А ты способная ученица, Медок. Еще пообщаешься со мной — и научишься ругаться, как портовые грузчики.
Его шутка тоже разрядила обстановку. Хани пришло в голову, что на самом деле Джерри Вест вовсе не такой толстокожий, как ей показалось вначале. Он умеет быть милым, когда захочет. Да и поцелуи его говорили о том, что, несмотря на некоторую показную грубость, внутри он мягкий и нежный.
Наконец они добрались до кровати. Облегченно вздохнув, Джерри опустился на нее и поморщился.
— О, чертова нога, как же болит!
— Мне так жаль, — прошептала Хани, увидев, что Джерри закрыл глаза и поморщился. — Давно вы принимали обезболивающее?
— Час назад. Док сказал принимать не чаще чем через два часа. — Он притянул Хани к себе, но задел больную ногу и выругался.
— О бог мой, мне невыносимо видеть твои страдания! — вырвалось у нее.
— Обними меня, Медок, — тихо попросил Джерри.
Хани ласково обняла его, и он прижался головой к ее груди. Успокаивающими движениями она стала поглаживать его по спине, ощущая горячее дыхание сквозь одежду.
— Ты такая мягкая и так сладко пахнешь, — приглушенно пробормотал он.
Что-то в его тоне заставило Хани застыть и широко раскрыть глаза. На самом деле ничего у него не болит. Она резко вскочила на ноги, и Джерри едва не свалился с кровати.
— Вы ведь притворяетесь, верно? — обвиняюще проговорила она.
— Э-э… ну… есть немного, — признался он.
У Джерри хватило совести по крайней мере выглядеть виноватым. Это чувство вины выглядело в его глазах так трогательно, что Хани едва сдержала улыбку. Она схватила со стола банку с пивом и протянула больному.
