— Спасибо, старушка, — прошептала она. Кобыла вскинула голову и прижалась носом к пальцам молодой женщины.
У дверей конюшни Агнес негромко поблагодарила охранника, который позволил ей пройти внутрь.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мисс.
Из сада до Агнес донеслись звуки музыки. На мгновение она застыла, опершись на забор и глядя невидящим взглядом на аккуратно убранный плац. Еще со времен третьего брака ее матери с итальянским графом Агнес находила утешение в компании лошадей. То был период, когда она посещала ужасную школу, где акцент и прямодушие сделали ее объектом насмешек и даже издевательств. Зато по вечерам старший конюший учил ее всем тонкостям обращения с лошадьми.
Именно лошади помогли ей не сойти с ума в те четыре года, пока граф не бросил Терезу ради богатой соотечественницы. Тогда они переехали в Штаты, к владельцу ранчо. Но и там лошади остались для нее все тем же средством спасения от бесконечного и безысходного одиночества…
Выйдя из шатра, Агнес почувствовала себя слишком усталой, чтобы уснуть. Она сбросила бирюзовое платье, влезла в старые джинсы и отправилась в конюшни, чтобы обрести покой, вдыхая запах сена и касаясь бархатных носов лошадей.
Агнес выпрямилась, чувствуя, что еще недостаточно успокоилась, чтобы пойти в дом. И плакала она вовсе не из-за свадеб и не из-за сексуальной привлекательности Гаролда. Просто его отношение к женщинам в целом и к ней самой в частности коробило ее. Засунув руки в карманы, Агнес обошла розовый сад, наполненный сладким благоуханием. Еще несколько минут одиночества, и можно будет отправиться спать.
— Так вот ты где.
Агнес молниеносно обернулась и увидела, как от деревьев, окаймлявших белое здание конюшни, отделилась темная фигура. Гаролд! Все еще в черных брюках и накрахмаленной белой рубашке, только без галстука и воротник расстегнут. Свет, лившийся из конюшни, упал на его лицо.
— Я устала… иду спать, — резко сказала Агнес.
— Тогда ты идешь не туда.
Как она ненавидела насмешку в его голосе!
— Гаролд, — сказала она сдержанно, — ты хоть когда-нибудь смотрел на женщину как на человека?
— Пытаешься выплеснуть на меня обиду, Агнес?
— Не угадал.
Гаролд подошел ближе.
— Ты была в конюшне.
Пришел ее черед насмехаться:
— Я пахну лошадьми? Извини… Ты бы, конечно, предпочел духи.
Гаролд стоял так близко, что она могла бы легко дотронуться до него. Не пытаясь смягчить слова, он сказал:
— Ты плакала.
— Ничего подобного!
— Кто-то обидел тебя?
Агнес резко ответила:
— Твой отец женился на моей матери. Этого, по-твоему, недостаточно?
— Ради Бога, перестань притворяться, что ты выше денег!
— А ты попробуй глянуть чуть дальше, чем банковский счет. Или на нем держится вся твоя мужественность?
— Прекрати, — сказал Гаролд угрожающе спокойно.
Она вскинула голову.
— Я угадала?
Гаролд щелкнул пальцами.
— Мы оба знаем, что ты хотела меня на танцплощадке. Ты презираешь мои деньги — или, по крайней мере, так говоришь. Значит, в твоих глазах моя так называемая мужественность отдельна от банковского счета. Ну же, Агнес, ты противоречишь себе.
— Ох уж эта логика! — бросила она раздраженно. — Если поразмыслить, ты и Аристотель одинаково относитесь к женщинам. Чувственные идиотки!
К ее досаде, Гаролд рассмеялся.
— Здорово же ты разделала под орех величайшего философа мира! Скажу одно — с тобой не соскучишься.
— Спасибо.
Гаролд выглядит моложе и привлекательнее, когда смеется, подумала Агнес со смутным беспокойством. Ее охватило желание заставить его рассмеяться снова, но она подавила его. И тут Гаролд сказал:
— У меня есть идея: я придумал противоядие против последствий шикарных свадеб.
Агнес мрачно поинтересовалась:
— Ты всегда начинаешь лезть в чужую жизнь после полуночи?
Гаролд снова рассмеялся, сверкнув зубами.
— А ты не спросила, что у меня за идея.
— Побоялась.
— Очень простая. Я проголодался. Слишком много слоек и пирогов. Я бы сейчас с удовольствием съел старый добрый сандвич. Как насчет налета на кухню?
Ее губы дрогнули.
— Ты серьезно?
— Да, мадам. — Он потянул ее за руку. — Пошли.
На этот раз Агнес понравилось прикосновение ладони Гаролда. И даже то, что в кожаных сандалиях, купленных на базаре в Джайпуре, она была гораздо ниже его, доставило ей странное удовольствие.
Он провел ее мимо конюшни к задней двери дома, затем через длинный коридор в кухню, которая была больше похожа на выставку технических достижений.
— Твоя мать, — сказал Гаролд, — хочет повесить здесь кружевные занавески.
— Да, она обожает кружева, — подтвердила Агнес. — Видел бы ты виллу в Виченце, когда мы уезжали.
— Оборки на входных воротах?
— Почти… А знаешь, я тоже проголодалась. Где у вас тут холодильник?
Сандвичи получились восхитительными. Положив в рот последний кусок, Агнес удовлетворенно вздохнула:
— Наверное, уровень холестерина перешел все мыслимые нормы… Но я чувствую себя гораздо лучше.
Гаролд слегка запачкал соусом рубашку. Это сделало его гораздо более человечным на вид. И за последний час он ни разу не коснулся Агнес. Так что, когда протянул руку с кусочком салфетки к ее лицу, она лишь улыбнулась.
— Замри — у тебя масло на щеке.
— Только масло?
Взгляд его стал напряженным. Потом, будто бы не в силах удержаться, Гаролд провел пальцем по мягкому изгибу ее губ.
— Как же ты красива, — хрипловато прошептал он.
Может, убежать? — затравленно подумала Агнес и промямлила:
— Это мои самые старые джинсы, и волосы растрепались…
Не торопясь, Гаролд оглядел ее с головы до ног. Волосы и впрямь выбились из прически. Водолазка облегала высокую грудь, а поношенные сандалии Агнес надела на босу ногу.
— Даже в рваной мешковине ты все равно выглядела бы в десять раз лучше всех на этой свадьбе.
— Когда ты так на меня смотришь, я… я просто таю, как масло, — выговорила Агнес.
— На вкус ты куда лучше самого дорогого масла.
И Гаролд принялся целовать Агнес, пока она не застонала от наслаждения. Все мысли о бегстве были позабыты, сгорели в пламени страсти столь сильной, какой она и не подозревала в себе. Агнес ответила на поцелуй, чувствуя, как мужская рука ласкает ее грудь под водолазкой, и наполняясь жаждой более интимных соприкосновений. И тут Гаролд внезапно подхватил ее на руки и понес прочь из кухни.
