Глава 8
Было уже поздно, когда Адара отправилась к Фантому в его серый шатер. Когда она вошла, он стоял спиной к ней. Обнаженный по пояс, он умывал лицо.
Она замерла, увидев, что его тело тоже изрыто множеством шрамов, как и тело Кристиана.
— Велизарий!
На этот раз он не стал бранить ее за то, что она назвала его по имени. Схватив полотенце, которое лежало возле таза для умывания, он повернулся к ней, утирая лицо:
— Да, Адара?
Она была поражена его мужественной красотой. Как и у Кристиана, у него была мускулистая, поджарая фигура. Там, где грудь Кристиана была гладкой, грудь Велизария покрывала легкая поросль коротких черных волос. Он был смугл, но ничуть не менее красив. Но ей был нужен именно ее муж.
— Скажи, что случилось с моим мужем в Святой земле?
— Я говорил тебе, Адара, ты не захочешь слушать эти истории.
— Пожалуйста. Я должна понять его, если хочу жить с ним в браке и излечить эти раны, которые, похоже, не заживают. Почему он так холоден со мной?
Устало вздохнув, Фантом направился к столу, на котором стоял поднос с кувшином и кубками, и наполнил два кубка.
— Не так много, — сказала она, глядя, как он наполняет кубки.
— Поверь мне, Адара, к тому времени, как я закончу свой рассказ, тебе это понадобится… равно как и мне.
Протянув ей полный кубок, он жестом пригласил ее занять стул напротив. Адара тотчас села, пока он не передумал.
Испустив еще более тяжелый вздох, Фантом сел, откинулся на спинку стула и взглянул на нее с непроницаемым выражением лица. Вытянув длинные ноги, он поставил кубок себе на живот.
— Кристиан провел в темнице уже полгода, когда сарацины бросили меня туда.
— Как ты очутился там?
Взгляд его сделался тусклым, затравленным.
— Тем же манером, каким любой человек оказывается в аду. Я был обречен благодаря своим собственным поступкам.
Сделав большой глоток медового напитка, он продолжил:
— Я ни от кого не ждал проявления доброты. Уже проведя к тому времени год в тюрьме Элджедеры, я был озлоблен и готов сражаться с моими сокамерниками за тихий угол и кусок хлеба. Меня запихнули в темную камеру, и, когда я лежал там, избитый, истекающий кровью и терзаемый болью, ко мне подошли два мальчика.
Судя по выражению его лица, он отчетливо вспомнил тот миг.
— Один из них был смугл, второй светлокож, и оба выглядели так, будто их изрубили на колоде для разделки мяса. — Фантом повертел в руках кубок. — «Добро пожаловать в наше Братство, — сказал светловолосый мальчик и принялся перевязывать мои раны. — Меня зовут Аббат, а это Воитель. Мы позаботимся о тебе».
— Воитель?
— Страйдер Блэкмурский. В темнице он был нашим вожаком. Именно ему и Кристиану пришла в голову мысль о Братстве Меча.
— Как это?
— Кристиан говорил, что его отец имел обыкновение рассказывать ему истории о мужчинах, которые родились во времена варварских набегов и завоеваний. Они съехались со всего света, чтобы вместе сражаться против несправедливости и варварства. Их вождем был король, названный Артуром из-за знамени с изображением медведя
[5]
, которое он носил, и девиз Артура гласил, что право не должно быть на стороне сильного. Право должно быть на стороне правого. И долг рыцарей и мужчин — сражаться за тех, кто не может сам постоять за себя. Именно на этом положении основано наше Братство. Как только силы одного из нас слабеют, остальные встают на его защиту.
Адара улыбнулась, восхитившись их клятвой и отвагой:
— Это же замечательно! Фантом горько усмехнулся:
— Нет ничего замечательного в том, что тебя пытают и морят голодом. Мы были пленниками, и наши стражи заставляли нас расплачиваться за каждого крестоносца, который приезжал в Утремер, чтобы сразиться с ними.
Стиснув зубы, он испустил долгий, глубокий вздох:
— Роль Кристиана была тяжела вдвойне. Он был ближе всех к духовенству, и все от мала до велика тянулись к нему за помощью и отпущением грехов. Будучи всего лишь подростком, он тем не менее стал их исповедником. Умирающие постоянно призывали его, и он один держал их за руку, когда они покидали этот мир, и произносил над ними слова последней молитвы.
Горло Адары словно сжали тисками, когда она представила все, что Кристиану пришлось увидеть и услышать.
— Я никогда не понимал, откуда он черпает силы. Был ли он болен или ранен, он все равно молился вместе с ними и утешал их словами из Библии, хотя я знал, что сам он давно потерял веру в Бога. Где Божье милосердие, когда простых детишек убили только лишь из-за чистейшей подлости? Наш мир был разрушен, наши жизни стоили не больше, чем жизнь мелкой букашки. И когда мы наконец вырвались из этого ада, Кристиан провел первые три года, посещая дома умерших и передавая их семьям их последние слова и пожелания.
Вот уж чего она от него никак не ожидала, однако это, как ни странно, было похоже на него.
— Как любезно с его стороны!
— Не совсем. По-моему, он вел себя как идиот. Ты и представить себе не можешь, какая это великая ответственность — сообщить человеку, что его любимого больше нет и что он умер ужасной смертью, тоскуя по теплу домашнего очага и семье.
Я был с ним, когда он рассказал одной леди из Бургундии, как ее сын скончался от болезни. Она ругалась и кидалась на него с кулаками за то, что он выжил, а ее драгоценный сын лежит в сырой земле. Она наговорила ему много обидных вещей, и ее злобные слова до сих пор эхом отдаются у меня в ушах. Могу только представить, как они, должно быть, отдаются эхом в ушах Кристиана. На каждого человека, который благодарил его за принесенную весть, приходилось трое, которые ругали его на чем свет стоит.
— Тогда зачем он делал это?
Осушив кубок, Фантом снова наполнил его.
— Потому что у него не было возможности попрощаться со своими родителями. Когда они умерли, рядом не было никого, кто мог бы его утешить. Никого, кто сказал бы ему, что их последние мысли были о нем и его благополучии, и Кристиан обещал умирающим, что если он выживет, то во что бы то ни стало донесет их слова до их семей.
Замерев на своем стуле, Адара обдумывала его слова. Мало кто будет выполнять обещание, данное умирающему, когда проку от него никакого, а обходится оно дорогой ценой.
— Твой муж — потерянный человек. Людей подобного рода легко распознать, когда сам являешься таковым. После того как мы сбежали из тюрьмы, все, за редким исключением, отправились домой. Кристиану идти было некуда. У него не было ни дома, ни семьи.
— У него был ты. Почему ты не сказал ему, что вы — двоюродные братья?
