И она только многократно усилилась после того, как вернулся с пустыми руками отряд гвардейцев, взятый Меркелосом для поимки беглецов. С того дня по казармам пошли гулять рассказы о последних словах герцога, загнанного вместе с молодой женой в непроходимое ущелье. Выслушав их от верного шпиона, Регорс побелел как стенка и с того момента надеялся только на чудо, отправив на поиск господина и его жены отряд лучших следопытов. Однако они не обнаружили ни малейших следов не только герцогской четы, но и трупа советника Меркелоса, оказавшегося тайным шпионом Юверсано.
Длинный и широкий стол в столовой был уже накрыт, и в стоявших с торца креслах, которые, но правилам, предназначались правящему герцогу и его супруге, сидели ее милость Юнгильда дэй Крисдано и Лархой, разодетые, как на торжественный прием.
— По-моему, ваша матушка не поверила в вашу подлинность, — скорбно произнес Зрадр и огорченно вздохнул.
В тот же миг кресла герцогини и ее младшего сына приподнялись и легко перелетели к одной из боковых сторон, оставляя во главе стола свободное место, куда догадливые слуги тотчас поставили два других кресла.
Хатгерн твердым шагом прошел к своему месту, уселся, и устало предложил спутникам:
— Устраивайтесь, друзья мои, где вам удобнее.
— Вы не желаете поцеловать руку вашей матушке, ваша милость? — едва придя в себя, оскорбленно осведомилась Юнгильда, неприкрыто сверля недобрым взглядом устраивающихся вокруг сына людей. — Боюсь, ваша поездка нанесла урон вашим манерам.
— Пока не желаю, — сухо ответил Харн, не обращая внимания на подколку, — сначала выясню, кто рассыпал в моих комнатах яд. И вам придется обходиться без моих поцелуев весь остаток жизни, если дознание приведет к вам.
— И какой же там был яд? — с холодной усмешкой осведомилась ее милость и поднесла к губам вилку с кусочком рыбы.
Даже не подозревая, какое потрясение вызвали в душе герцога эти слова и безразличие, с каким они прозвучали. Там рушились мосты и туманные замки, горели заповедные чащи и васильковые поля, пересыхали хрустальные родники и стремительные реки, превращались в пыль города и скалы.
Все то незыблемое, с чем отождествляются в сознании людей священные слова «семья» и «родительская преданность». Драгоценные реликвии, ради которых люди идут в бой, на подвиги и в дальние странствия и к каким надеются однажды вернуться.
Много лет Харн надеялся, что и у него все это есть, а вот теперь вдруг ясно понял, как глубоко обманывался. Судьба дала ему многое: знатность и титул, богатство и герцогство, но жестоко обделила, лишив одной из важнейших для человека вещей — материнской любви.
Ни одна женщина, которую он знал, не стала бы так равнодушно кривить губы и спокойно смаковать рыбу, узнав о рассыпанных в комнатах сына ядовитых зельях. И это безразличие давало ему право на такую свободу в принятии решений, о какой он и близко не помышлял всего несколько минут назад.
— Вам лучше знать, ваша милость, — вернул герцогине едкую усмешку дракон, — ведь именно вы запретили входить в покои вашего сына слугам и стражникам. И кроме вас, никто не знает тайных ходов и не может попасть в закрытые комнаты. А кроме того, ваши сундуки и шкатулки воины Регорса наверняка не обыскивали, как у всех остальных.
— Ее милости не нужно было прятать яды и зелья в сундуках, — негромко сообщил Меркелос, скромно устроившийся в самом конце стола, — ей доставляли снадобья, оружие и амулеты спрятанными в статуэтках из мангрового дерева.
— Он говорит правду, — коротко сообщил герцогу Зрадр.
— С каких пор тут верят шпионам и предателям? — бросив вилку, гордо выпрямилась Юнгильда. — И кто эти дурно воспитанные люди?
— Это мои друзья, и в отличие от вас они замечательно воспитаны, — сухо прервал герцогиню Хатгерн, — так как никогда не предавали ни родину, ни своего собственного сына. Даже Меркелос, как ни печально.
— Меня заставили обстоятельства, — глухо обронил секретарь, — но я не оправдываюсь. И раз она решила первой назвать меня предателем, я тоже считаю себя свободным от слова чести. Думаю, ее милость еще не успела переместить в дальний проход секретного тоннеля все золото и драгоценности, которые Лархой выносит из сокровищницы в потайных карманах каждый раз, когда идет присмотреть для матушки украшение на прием или бал. Его ведь казначеи не обыскивают. Кроме того, он всегда исправно возвращает те вещички, какие выносит в руках.
— Скотина! — вскочив, яростно выкрикнула герцогиня и, мгновенно выхватив из декольте какую-то вещицу, запустила в бывшего сообщника.
Очень ловко швырнула, Харн и не подозревал в своей родительнице подобного умения. И тем более не догадывался, что может искренне встревожиться за советника, которого едва терпел, несмотря на несомненную пользу его сведений. А сейчас даже дернулся в его сторону, словно мог перехватить эту незнакомую, но явно скверную штучку. Однако злосчастный снаряд и без его помощи завис на расстоянии в локоть от побледневшего пухлого лица Меркелоса, и герцог с облегчением перевел дух.
Брошенный герцогиней предмет развернулся, словно живой, и плавно поплыл по воздуху к дракону.
— Любопытно, какие же тут сюрпризы? — не дотрагиваясь руками, рассматривал Зрадр медленно поворачивающийся перед его лицом флакончик из хрупкого стекла. — Молись, Годжело, жителям Сверкающей долины. Ее милость желала тебе смерти. Очень мучительной и неизбежной. Этот флакон, едва прикоснувшись к тебе, рассыпался бы на горсть ядовитых игл, мгновенно впивающихся в жертву. Кстати, это работа Бетанса, старшего алхимика герцога Юверсано. Мастер весьма тщеславен и уверен в успехе своих изделий, поэтому неизменно ставит на них собственное клеймо. Интересно, сколько еще у нее подобных «подарков»?
Потрясенный герцог перевел взгляд с флакончика на мать и наконец сообразил, почему они с братцем молчат. Дракон успел накрепко примотать ее и Лархоя к креслам алыми шнурами, помпонами на концах которых воспользовался как кляпом.
Ноздри ее светлости раздувались от бешенства, а взгляд прожигал старшего сына яростной ненавистью.
Харн ответил ей презрительным взглядом и поторопился вернуть на лицо равнодушное выражение. Бесполезно пытаться достучаться до сердца или разума человека, который считает тебя главным виновником всех своих бед, даже не задумываясь о том, что Вангерд дэй Крисдано привел в дом лаэйру, когда Хатгерну было всего шестнадцать лет.
Дракон легко шевельнул пальцами, и из одеяния герцогини и карманов ее младшего сына как живые полезли различные предметы. Кошели нескольких видов и оружие, амулеты и крохотные фиалы с зельями, плоские шкатулки и фляжки… До сего дня только арсенал Таэльмины впечатлил Хатгерна сильнее кучи предметов, постепенно росшей перед Зрадром.
— Золото, отравленный кинжал, иглы с сонным зельем, парализующее зелье, поддельная герцогская печать, алхимическая отмычка, медленный яд, мгновенный яд… — не прикасаясь руками, невозмутимо сортировал дракон падающие на блюдо предметы. — По-моему, Харн, твоя матушка собралась в одиночку истребить всех врагов герцогства.
