– На выход? – Я поддержал покачивающуюся, готовую упасть Нату, покуда та не отстранилась от меня, держась одной рукой за стену.
– Нет… вниз пойдём.
– Вниз, – поддержала другую себя Натана, даже не делая попыток подняться самостоятельно. – Сейчас… Только в себя приду…
– Я прожила здесь, на планетарной базе номер шесть, последние три года перед тем, как меня отправили на Землю. Отрезок времени, который мы обе забыли… который нас заставили забыть, похоже, ключ к пониманию всех событий.
Мы медленно шли по широкому коридору между голых бетонных стен. Я осторожно поддерживал под руки оба моих сокровища, и под тихий пересказ в моей голове сами собой возникали смазанные образы чужого прошлого, органично накладываясь полупрозрачным призрачным туманом на скупую геометрию настоящего. Нет, никакой передачи мыслей – обычное воображение и знание некоторых реалий, но и этого хватало.
– Мне тогда едва исполнилось пятнадцать, и я понятия не имела, где месяцами пропадают то мой отец, то дядя, чем занимаются рем Вил и уж тем более рем Пау. Я была самым обычным подростком – ничего особенного, как теперь понимаю. В школе у меня были ровные отношения с учителями и с одноклассниками – за этим очень следили. Обращались только по именам, никаких фамилий. Подчёркнутое равенство, никакой вражды, но и никакой дружбы. Занятия и заполнение времени для отдыха было построено так, что нам и просто поговорить было некогда, да и не нужно. А ещё каждый год проходила ротация учеников. По сравнению с моей школой, пансионат на Корне – верх демократии! Теперь я понимаю: предполагалось, что род самостоятельно обеспечит все нужные контакты, однако отцу было не до того – он и для меня-то едва успевал выкраивать время, когда появлялся дома. А мать… Моя мать погибла в экспедиции, остатки которой вернулись через двадцать лет после того, как истёк последний срок её возвращения. В числе немногих пассажиров единственного вернувшегося корабля был новорождённый ребёнок, много лет пролежавший в камере гибернации. Девочка. Я.
Ната замолчала. Вместо неё, сделав небольшую паузу, продолжила рассказ Натана:
– Я отрывками помню своё детство лет где-то с пяти. Эти воспоминания оказались не затронутыми… тем, что со мной сделали. И первое, что я помню, – две склонённые надо мной мужские головы. Отец… и тот, кого я считала отцом два последних года. Иоганн рем Пау. Даже как-то смешно: теперь вижу – лица разные, а тогда я их не очень-то и различала, их братское сходство постоянно путало меня. Когда я ночью вдруг просыпалась и пугалась, то звала папу – и приходил папа… даже сейчас не могу сказать, кто когда. Дядю и отца я стала различать только лет в восемь, когда пошла в школу… В первый день посещения школы отец рассказал мне, почему у меня нет мамы, – об экспедиции, о двух десятках лет в заморозке. Я после не раз представляла себя капитаном корабля, как нахожу и спасаю маму… потом как-то всё сгладилось и осталось в прошлом. А Иоганн, сочиняя историю моей жизни, воспользовался этими детскими фантазиями как опорой для ложной памяти! Смешал мечты и правду и превратил в ложь. Ненавижу! – Женщина прервалась, сделала глубокий вдох и уже другим, более глухим голосом стала рассказывать дальше: – Когда я встретила наших детей в парке Сарда, то попыталась отыскать всю информацию, которая была в открытом доступе, но ничего не нашла. Информации нет даже для имперского капитана ВКФ – ни даты старта, ни сроков, ни целей, ни состава. Только год возвращения, он же официальный год рождения Натаны рем Вил. Но раз отец сказал о двадцати годах, значит, она должна была вернуться в тот год, когда император внезапно повелел роду Пау начать освоение Каллиги. Двадцать лет всё шло более чем успешно. Отец был награждён императором выделением в отдельный род рем Вил, это о многом говорит. А потом появилась я… и проблемы.
– О том, что проблемы у родов Вил и Пау появились в год моего рождения, я узнала уже здесь, на базе-шесть, – приняла эстафету у другой себя Ната. – А что вообще есть какие-то проблемы – когда дядя, встретив меня из школы, неожиданно привёз на борт своего катера, и мы без всякого предупреждения улетели на Каллигу. Итоговое тестирование сдавала уже здесь. На корабле управления сил орбитального базирования проходила тесты… И внезапно для себя набрала проходной балл в СДШ! На планете была расквартирована локальная группа штурмовиков – один отряд, десять человек, базировались прямо здесь, в «шестёрке». Как я теперь понимаю, прикрывали площадку, как и три корабля-файтера ВКФ. Каллига была словно форпост империи – этакая вынесенная зона, где было всё, как у метрополии, только в карманном масштабе. Как я радовалась, попав сюда: вместо скучной школы, вместо «приличествующего распорядка дня» – настоящее приключение, причём не где-нибудь, а практически во фронтире на настоящей военной базе! А ещё я была дочкой и племянницей самых главных людей на планете. Передо мной раскрывались все двери, я могла поговорить, с кем угодно! Несколько раз выбиралась в города, но там было всё не то. А вот здесь, на базе-шесть, жизнь кипела… по крайней мере, мне так казалось. Только теперь я понимаю: за эти три года не было ни одного пуска, персонал постепенно сокращался, а отец с дядей месяц за месяцем всё меньше могли уделять мне внимания. Впрочем, я уже считала себя большой девочкой и даже глазки строила кое-кому из красноголовых. Правда, надо мной только беззлобно потешались и тактично предлагали подрасти. А потом – вызов, кристалл в руки, короткий приказ, объяснение принципа запуска капсулы – и я оказалась на Земле. Одна. Дальше… Дальше ты знаешь.
– Я знаю… – согласился я.
Ната, как и раньше, опустила один момент: как инопланетянка разжилась знанием русского языка, знанием манер и реалий и всем прочим необходимым, включая одежду. Но ответ я знал и так. Кого-то подготовленная по стандартам «отмороженных» СДШ моя будущая возлюбленная банально отловила и в течение длительного времени держала на инъекциях «Грани». Без посредника-псионика, проводящего перенос, такую процедуру одномоментно не провести. Плюс ещё коэффициент пси-затухания на Земле отнюдь не способствовал быстроте работы… и добрые дядя и папа снабдили своего засланца нужным количеством препарата и соответствующей инструкцией. Так что, скорее всего, я рискую узнать, где прикопан труп ни в чём не повинной девушки-сибирячки, сгинувшей без следа только потому, что наткнулась на пришельца. Прямо сюжет для классического фильма ужасов…
Нет уж, на фиг. В конце концов, у меня самого за спиной кладбище не меньше, чем у Наты после побоища в лаборатории, а может, и побольше раза в два – это смотря как считать. Так что я провёл своих жён мимо поворота, где в одной из комнат лежало всё, что осталось от безымянного мерха и моей земной одежды, и мы подошли к циклопическим створкам ворот. Как я понимаю, это и была граница между базой номер шесть и лабораторией, где официально проводились переходы между вселенными.
Натана вдруг остановилась, повела головой, будто прислушивалась к здешней почти абсолютной тишине.
– Там. – Она указала узкий проход между монументальными створками. – Что-то знакомое. Слышу его с тех пор, как мы спустились сюда. Единственный голос в пустоте…
– Голос? – Я недоверчиво уставился на врата… и тут сообразил. Чёрт! – Это красный кристалл. Тот, на котором тебе отец и дядя передали задание по изучению Земли. Ты его потом стёрла и записала целую обличительную речь – мне и Егору её Василиса проиграла… Что-то не так?
