— Выбрал вместо лечения ампутацию.
— Это что значит? — не понял майор.
— Он вечно совал в карманы что попало, они рвались, зашивать их было лень, он терял ключи, мелочь и все остальное. И наконец нашел соломоново решение — взял и отрезал их вовсе. — Впервые с начала их разговора ее лицо обрело мягкость, даже обаяние.
Интересная девушка. Слишком хороша для этого вялого задохлика Кирилина. Ей бы какого-нибудь летчика или морского офицера. Коростылев заставил себя встряхнуться, отогнать не относящиеся к делу глупости. Итак, к воде они не подходили, в Неву ничего не выбрасывали.
— А когда ваш друг сообразил отрезать карманы?
— Почти сразу, как стал ходить в пальто. В конце ноября, должно быть, — вернулась в свою раковину Вера.
— Вы не заметили, в тот вечер у него не было при себе какого-нибудь свертка?
— Кроме портфеля, у него ничего с собой не было.
— А какое настроение было у вашего приятеля? Вы не заметили ничего подозрительного? Может, он был взволнован или, наоборот, излишне молчалив?
— Он вел себя как обычно. Много говорил о своей работе.
— Ясно, — безнадежно вздохнул Коростылев.
— Это все? Могу быть свободна? — сухо спросила Вера Молчанова, глядя прямо ему в глаза.
— Да, конечно. Хотя постойте. Кто может подтвердить, что вы встречались в тот вечер? — Совсем он от огорчения хватку потерял.
— Медный всадник. — В ее голосе не было и тени иронии. — Зимой по вечерам там людей немного, но, может, кто-то нас и видел.
— А сотрудники архива? — не отставал Коростылев.
— Не знаю, спросите их. Я стояла у памятника, а не у входа в архив.
Ни волнения, ни эмоций. Может, и не врет.
— Я могу идти? — вывела его из раздумий Вера.
— Да, идите.
Вот и весь разговор.
А все же точил Сергея Игнатьевича червь сомнения. Не успокоился он на этом разговоре, попробовал отыскать свидетелей того, чем занимался Кирилин в тот вечер, и достоверно выяснил только одно — на проходной Вериного общежития его видели. Вот и выходило, что никаких улик и фактов по делу как не было, так и нет. И мотива нет. Кроме письма того пропавшего, а когда оно пропало — поди докажи.
Так что пил Коростылев от отчаяния и тоски смертной, и терзал его стыд — перед Галей-покойницей, перед Костиком, сиротой горемычным. Не мог никак понять Сергей Игнатьевич, как так вышло, что он, опытный сыщик, который и не такие дела раскрывал, раз в жизни так опростоволосился, убийство единственного дорогого человека распутать не смог. А может, не надо было ему лезть в это дело? Признался бы честно, что они с Галей едва не поженились, и пусть бы расследованием кто другой занимался, может, и раскрыл бы, а? Может, у него глаз замылился? Может, в горячке недосмотрел чего, недопонял, пропустил?
— А, Жорка? Может, я виноват? — поднял он на лейтенанта красные, слезящиеся от табачного дыма и алкоголя глаза. — Месть мне разум застила, вот и пропустил главное, а?
— Да вы что, Сергей Игнатьевич? Да мы же с вами день и ночь, день и ночь, — надрывно, бессвязно залопотал Жорка. — Да мы всех их наизнанку…
Жоркины пламенные слова не успокоили майора, и он, чтобы унять тоску и страх, хлопнул еще водки, а потом еще и еще. Очнулся уже утром с тяжелой головой и жутким сушняком. На сердце было еще гаже, чем накануне. За столом, положив голову на руки, сопел, пуская слюни, Жорка Николаев.
Сам напился, старый дурак, еще и парнишку зачем-то напоил. Хорошо хоть, Костика дома не было, в школу убежал, а то и вовсе со стыда сгореть. Вот так отчим, пример для подражания! Еще подумает, что с пьянью законченной живет. И Галя бы такого не одобрила.
— Сам посуди, Протасова не могла ведь убить? — бледный, осунувшийся, с красными от пьянства и недосыпа глазами, в сотый раз спрашивал майор Коростылев Жорку Николаева.
— Не могла, — категорически соглашался лейтенант.
— Щукина могла?
— Нет, — снова мотал головой Жорка.
— Борисов мог убить?
— Нет. Наверное. — Здесь Жорка не был так уверен.
— А Кирилин мог?
— Мог, — горячо согласился лейтенант.
В душе лейтенанта не было той уверенности, какую он демонстрировал, но Кирилин был ему никто, а Сергея Игнатьевича до слез жалко. Во что превратился человек за последний месяц? Развалина. И, что самое скверное, дело они и правда не раскрыли. А ведь как старались, ночей не спали.
— А мы с тобой доказали его вину? Нет, — вырвал Жорку из размышлений майор и звонко шлепнул ладонью по столу. — Улики нашли? Нет. Факты добыли? Мотив раскопали? Нет. И что мы с тобой после этого за сыщики, а?
— Хреновые, — тяжело вздохнул Жорка.
— Вот сейчас мне начальство все это и растолкует, в развернутом, так сказать, виде. Может, и в звании понизят, и правильно, в общем-то, сделают. Еще лучше, если из органов попрут.
И он, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета.
Глава 16
Ленинград, 1975 год
— Итак, — безрадостно глянул на подчиненных майор Терентьев. — Докладывай, Алексей, свои соображения.
— Юрий Васильевич, мы с Сергеем за два дня опросили всех владельцев бежевых «Волг» в Ленинграде и ближайших пригородах. Ни один из них не сознался в знакомстве с Коростылевым, и ни один не имеет отношения к НИИ. Алиби у большинства из них нет, потому как спали в родной кровати в обнимку с женой. И об угоне машины ни один из них не заявлял. Но есть один факт, — многозначительно поднял брови Алексей.
Об этом факте он думал две ночи подряд. И чем больше думал, тем больше был уверен, что это не случайность.
— У Веры Григорьевны Свиридовой, точнее у ее мужа, имеется бежевая «Волга», ГАЗ-21, номерной знак ЛЕХ 17–34. Я специально попросил вчера вечером соседа, у него машина есть, прокатиться со мной от НИИ до улицы Фрунзе. По пустому городу мы доехали за двадцать минут. Поставить машину, закидать снегом — еще пять. А потом спокойно выйти на Московский проспект. Кирилин мог убить Коростылева, если бы воспользовался автомобилем своей подруги. Ведь в любом случае убийца должен был как-то добраться до НИИ, а потом уехать оттуда. Он же клад рассчитывал везти! Словом, машина — оптимальный вариант. Только вот незадача — у Кирилина нет прав, и, по утверждениям его жены, родителей и Свиридовой, он никогда не водил машину.
— Та-ак, — протянул Терентьев. — Ну что ж, на мой взгляд, возможны три варианта. Первый: у Кирилина был сообщник, он же водитель. Второй: Кирилин все же умеет водить машину, о чем никому из его нынешних знакомых не известно, ведь, как мы знаем, в его биографии было девять лет в каком-то совхозе на берегу Черного моря. Кто знает, чему он там научился? И, наконец, вариант третий: это был вообще не Кирилин.
