Однако это желание осуществилось. Она не знала, каким образом Сапфо удалось убедить отца остаться еще на один день, к каким аргументам пришлось прибегнуть, но каким-то чудом вышло так, что старый король с Эллери и свитой должны были покинуть замок на день позже остальных гостей. И этот вечер перед отъездом оказался всецело во власти двух заговорщиков.
Отец, как она надеялась, давно уже почивал в своих покоях, приставленные к ней служанки — тоже, когда в ее покои постучался молчаливый слуга, жестом предложивший следовать за ним. Замок медленно отходил ко сну, когда две царственные особы встретились под покровом полумрака.
Эллери прекрасно отдавала себе отчет, что этот поступок был очень рискованным для репутации молодой незамужней девушки, но желание увидеть Бродягу перевесило голос рассудка.
Мужчина выглядел уставшим. Только сейчас принцесса заметила, какими непростыми оказались для него последние дни. Но стоило ему встретиться с ней взглядом — и мягкая улыбка осветила утомленное лицо Бродяги, разгладила усталые складки вокруг рта, заставив девушку разом позабыть о переживаниях.
Они медленно шли вдоль большой галереи, одну из стен которой составляли массивные светлые колонны, а вторая была сплошь увешана потемневшими от времени холстами, заключенными в вычурные позолоченные рамы.
С портретов на нее смотрели предки Сапфо — красивые женщины с надменными лицами, суровые и неулыбчивые мужчины, испуганные дети с недетским выражением глаз. Он рассказывал ей о них всех, рассказывал с любовью и увлеченностью, уделяя наибольшее внимание, конечно же, своим родителям.
Сапфо оказался удивительно похож на своего отца. Рослый широкоплечий мужчина с глазами цвета моря выглядел отличным от своих предков. Лоб его прорезали хмурые морщины, а во взгляде таилась грусть, — словно он мог предчувствовать, какая бесславная кончина ожидает его всего через несколько лет.
— Все эти портреты долгое время хранились у одного из моих подданных, который застал правление отца, — задумчиво рассказывал мужчина. — После воцарения самозванца было приказано уничтожить все, что напоминало бы о старой династии. Но верные люди не позволили воплотить этот приказ в жизнь.
— Ты хорошо помнишь его? — спросила принцесса, с сочувствием глядя на изображенного мужчину.
— Нет, — с сожалением качнул головой ее собеседник. — Я был слишком мал. Все, что от него осталось в памяти, — это смутный образ, воспоминание о сильных руках, которые подбрасывали меня в воздух. И то я не до конца уверен, был ли это на самом деле он или же просто кто-то из слуг.
На следующем портрете была изображена холеная молодая женщина с холодным властным взглядом. Эллери на миг показалось, что в выражении ее лица скользнули вдруг черты Риэль.
Сапфо остановился и долго вглядывался в изображение, и девушка не смела прерывать воцарившуюся тишину, чувствуя, что ее спутнику необходимо время, дабы подобрать нужные слова.
— Это моя мать, — с неохотой, наконец, начал он, отводя взгляд. — Прежде я этого не осознавал, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, сколь многое ей пришлось пережить. И как много она для меня сделала.
Эллери поняла, что сейчас он приоткроет ей завесу над своим прошлым, и приготовилась внимательно слушать.
— После смерти отца нам пришлось бежать. Я едва запомнил это время. Помню, как она разбудила меня среди ночи, помню темноту и завывание ветра, когда мы садились в карету, помню, как сумасшедше та неслась по дороге, собирая все ямы и кочки. Помню, как влажно блестели щеки матери в свете луны. Это было единственным разом, когда мне довелось видеть ее слезы. Больше она никогда не плакала при мне. Ни когда погиб ее второй супруг, ни когда мы прощались с ней, чтобы больше уже не встретиться.
Сапфо замолчал, вновь начиная движение, и девушка молчаливо последовала за ним, напоследок бросив короткий взгляд на портрет и испытывая острое чувство жалости к этой, несомненно, сильной женщине, вся жизнь которой оказалась такой непростой.
— Удивительно, — внезапно усмехнулся мужчина. — Но только сейчас я осознал, что не могу припомнить ее смеха. Словно вместе с умением плакать она разучилась так же и смеяться. А, может, просто во всей ее дальнейшей жизни уже не находилось поводов для искреннего смеха? Когда она выходила замуж во второй раз, все мысли ее были посвящены лишь тому, как бы нам выжить. А третье замужество было целиком и полностью принесено в жертву мне.
Эллери остановилась, припоминая его прежний рассказ.
— Она хотела вернуть тебе трон.
— Не так, — он отрицательно качнул головой. Взгляд его затуманился пеленой тягостных воспоминаний. — Она и не мечтала вернуть трон отца, зная, что возвращение домой значило смерть. Когда-то давно она даже взяла с меня обещание никогда туда не возвращаться — боялась того, что я воспылаю жаждой мести и захочу лично сразиться с ублюдком, предавшим отца и убившем его.
— Неужели у тебя никогда не возникало такого желания?
— Было, — он вдруг кривовато улыбнулся. — Мне было лет тринадцать, когда я сбежал из дома, чтобы это сделать. В тот раз меня поймали и хорошенько отходили розгами. Так, что я не мог сидеть три дня. Тогда-то матери пришлось впервые поговорить со мной на равных. И тогда же она впервые возложила на меня ответственность за сестру, сказав, что я не имею права рисковать благополучием Риэль.
Упоминание о белокурой королеве пронзило сердце девушки подобно острой игле. Вспышка ревности оказалась настолько сильной, что, по всей видимости, какие-то отголоски этого чувства мелькнули у нее на лице. На мгновение мужчина выглядел озадаченным, но продолжил:
— Вместо трона отца моя мать мечтала видеть меня наследником своего последнего супруга. И хотя тогда я был погружен в совсем другие переживания, но не перечил ей.
«Совсем другие переживания». Эллери интуитивно поняла, о чем шла речь, и напряглась, ощущая, как вновь разгорается в душе недоброе пламя ревности.
Сапфо никогда не называл ей истинное имя своей прежней возлюбленной. Принцессу так и подмывало задать ему вопрос, напрямую спросить. Но она боялась. Боялась услышать правдивый ответ — он ведь всегда в большинстве своем был честен с ней. Боялась того, что после озвучивания правды не сможет вести себя как прежде.
Невольно вспомнился разговор с Дарией, произошедший в их последнюю встречу.
— Эллери, пойми, — пыталась увещевать ее брюнетка. — Ты не можешь ничего сделать с его прошлым! Поэтому просто отпусти. Заставь себя смириться — и забыть. И, заклинаю тебя, только не вздумай досаждать ему вопросами и требованиями признаний!
— Но почему я не могу у него спросить все начистоту? — удивленно воззрилась тогда на нее принцесса. — Я имею право и хочу знать правду!
— Он — мужчина, — авторитетно заявила та, словно была старше Эллери на добрый десяток лет. — А они имеют право носить в сердце хоть с десяток других женщин, и мы все равно ничего не можем с этим поделать. Поэтому исключительно ради собственного душевного благополучия тебе не следует поднимать эту тему — ни сейчас, ни после свадьбы.
