Эллери молчала, придавленная гнетом опустившейся на плечи вины. Она так привыкла, что няня всегда поддерживала любое ее начинание, что мольбы и капризы в конечном итоге заставляли старую женщину, пусть ворча и кряхтя, но поступать в соответствие с желаниями девушки. Но никогда прежде ей не приходило в голову взглянуть на мир глазами Ниньи. Каково ей пришлось тогда? Сколько всего она выслушала и от Керля, и от короля? Скольким унижениям и обвинениям подверглась из-за своей любви к воспитаннице и желания помочь той?
— Тогда я совершенно отчетливо поняла, что больше не имею права подвергать тебя риску, — тихо, но твердо продолжила няня, не подозревая, что происходило сейчас в душе девушки. — Что мои попытки тебе помочь оборачиваются лишь еще большей опасностью для твоей жизни. И в те недели перед свадьбой, я видела, как ты страдала и металась, точно в клетке, но думала, что дело не в Бродяге, а в твоем отце, что ты отчаянно не хотела следовать его приказу из чистого упрямства. Я поверила, что время все расставит на свои места, и ты одумаешься! Оркес, — на этом имени голос женщины задрожал. — Он ведь был хорошей партией, я столько всего слышала о нем. Лучшего мужа и пожелать нельзя было в той ситуации. — Она оборвала себя и глотнула воздуха, чтобы закончить. — Но если бы я только знала, если бы только внимательнее пригляделась к тебе… Я бы никогда — слышишь? — никогда бы не посмела причинить тебе эту боль.
Эллери, наконец, не выдержав, бросилась в объятия женщины, и они обе погрузились в рыдания. Но слезы эти теперь были окрашены чувством раскаяния и прощения.
— Мне просто так нелегко свыкнуться со случившимся по моей вине. Тот Бродяга, которого я, казалось, знала… — выплакавшись, няня качнула головой, точно продолжая прерванный разговор. — Я не могла никогда и представить, на что он готов пойти ради тебя…
Эллери опустила голову, терзаемая противоречивыми чувствами. Одна часть ее вопила, чтобы девушка молчала. Другая же требовала облегчить душу и признаться во всем — даже в том, что она сама осознала всего лишь несколько минут назад.
— Это моя вина, няня, — глухо произнесла она, наконец, решившись.
— О чем ты говоришь?
— Это ведь я когда-то сказала ему, что влюбленный человек должен пойти на все ради своей любви. В том числе и на убийство! Тогда мне и впрямь казалось, что это так. Как же глупа я была, — она с горечью покачала головой. — Но самое страшное, что он — поверил! Сапфо внял этим дурацким словам, и теперь все, чего он с таким трудом добивался: его трон, его народ, его страна — все находится под угрозой!
— Это не твоя вина, Эллери, — баюкая ее в объятиях, уверенно проговорила няня. — И не вина Сапфо. Вы оказались в непростой ситуации, где каждый из вас поступил так, как знал. Бродяга — взрослый умудренный жизнью мужчина. Он не из тех, кто слепо прислушивается и действует по чьей-то указке. Если бы твои слова не нашли отклика в его сердце, он бы ничего не сделал.
— Но что мне делать, няня? — со слезами в голосе обратилась к женщине Эллери. К её мудрости, к её опыту, к её знаниям, отчаянно надеясь, что она сумеет помочь, сумеет разогнать сгустившиеся над сердцем девушки тучи. — Тогда, в шатре, боюсь, он решил, что я ненавижу его, а я не сумела разубедить. Как же мне исправить все? Как дать понять, что он мне по-прежнему небезразличен? Что я так нуждаюсь в нем сейчас! Сильнее, чем когда-либо прежде!
— Ты все расскажешь ему. У тебя еще будет такая возможность и не раз, — спокойно подсказала та. — Только сперва должны состояться похороны твоего мужа, девочка моя. И на них вдове не пристало думать о другом мужчине.
Эллери подавленно кивнула, соглашаясь со словами няни.
Но перед этим нелегким испытанием для ее сердца, памяти и совести предстояло еще одно. И его она боялась даже сильнее предстоящих похорон, боялась больше всего на свете и сильнее всего мечтала бы отсрочить.
Когда, под вечер очередного дня, явился незнакомый слуга и, коротко поклонившись, доложил, что с ней желает встретиться младший брат почившего Оркеса, сердце принцессы стремительно провалилось в пятки.
Она не испытывала никакого желания встречаться с Гордоном.
После известия о смерти брата он примчался в замок раньше всех, оставив далеко позади королевскую карету. Она до сих пор отчетливо помнила, как он появился на пороге тронного зала — весь бледный, на влажной от пота одежде следы придорожной пыли, на лице застывшая гримаса боли и ярости.
Поговаривали, он загнал двух лошадей — свою и отправившегося с ним слуги — чтобы найти виновника смерти Оркеса.
Тогда ей удалось скормить ему ту же легенду, которой ежедневно она потчевала всех остальных — что в разгар ночи в шатер ворвался мужчина, облаченный во все черное, и стремительным движением нанес удар ее супругу. Тот едва успел вынуть оружие из ножен.
После ее рассказа Гордон вновь отправился на место смерти брата — поговаривали, что снующие там днем и ночью ищейки смогли отыскать какие-то новые следы. Эти слухи ей приносила печальная Дария не замечавшая, как бледнела принцесса, казалось бы, от столь обнадеживающих новостей.
Вернулся мужчина лишь нынешним утром — и зачем-то вновь желал видеть ее.
Так пугавшая принцессу встреча произошла без свидетелей. Эллери хотела, было, сперва возмутиться этим обстоятельством, но что-то в глазах нового наследника престола заставило ее повременить с этим.
Короткий поклон ей — и мужчина вновь застыл перед ярко пылающим камином, точно бы ее появление этим вечером не было его собственным пожеланием.
Языки пламени отбрасывали на его лицо зловещую тень, отчего он казался не человеком, а демоном, вызванным из преисподней, чтобы наказать ее за обман.
— Ваша Светлость. — Вздрогнув от звучания сухого голоса, принцесса сжала пальцы в кулаки, призывая на помощь все свое мужество. — Приношу свои извинения, что потревожил Вас столь поздно. Мне необходимо еще раз услышать Ваш рассказ о ночи смерти моего брата.
— Я уже рассказывала много раз, — напомнила она ему, скрещивая руки на груди и исподлобья наблюдая за темноволосым мужчиной. Гордон вызывал в ней безотчетное чувство страха, необъяснимую панику.
— У меня появились новые вопросы, — он наконец-то повернулся к ней лицом, но лучше бы этого не делал! В его от природы темных глазах плясало безумное черное пламя.
— Спрашивайте, — Эллери с трудом разомкнула пересохшие губы, каким-то уголком разума понимая, что ответы ему не нужны. Неизвестно как, но он все понял, все знает, и сейчас единственная его цель — поймать ее на лжи.
— Большинство прислуги наблюдали за поединком, устроенным двумя воинами, поэтому они ничего не слышали. Но один из слуг… — он нарочито помедлил при виде того, как девушка невольно затаила дыхание в ожидании продолжения, — …один из слуг оказался в этот момент ближе остальных к королевскому шатру. Его слова показались мне довольно любопытными. Он утверждает, что слышал звон стали — вот только не с поляны, где шел шутливый поединок, а именно со стороны шатра.
