Эллери, мысленно попросив прощение у погибшего Гордона, с тихим вздохом поведала, что в ту ночь он был словно сам не свой. Говорил дикие вещи, разговаривал сам с собой, вел себя словно обезумевший. Угрожал перепуганной принцессе и дочери герцога, напал на мужчину, попытавшегося защитить девушек и отправить их обратно во дворец. Все внутри принцессы плавилось от стыда, но безопасность Сапфо была важнее собственной совести. Потому она снова и снова в красках описывала, как обескуражены и напуганы оказались девушки, внезапно попавшие в ловушку разом помешавшегося после смерти брата принца.
Наверное, эту мысль ей подсказал кто-то с небес — а, может, из преисподней.
Потому как она, пусть и неосознанно, — попала в цель!
Король, резко выпрямившись, на томительные мгновения застыл, на его вытянувшемся лице читалось изумление — и безысходность. С упавшим сердцем девушка сперва решила, что эта ложь оказалась последней каплей, переполнившей чашу недоверия мужчины. Однако спустя минуту или даже больше по иссохшей щеке Триниса проползла скупая слеза, прежде чем потрясенный мужчина хрипло заговорил. Оказалось, в их роду испокон веков в каждом поколении рождался наследник, пораженный загадочным заболеванием, заставляющим своего носителя незаметно сходить с ума. Как правило, все они погибали молодыми, не успев оставить потомства, — но страшная болезнь все равно проявлялась снова и снова.
Король говорил и говорил, а в пораженном сознании девушки медленно укладывалась невероятная правда — ей удалось его убедить! Удалось посеять сомнения в трезвости рассудка собственного сына, заставить поверить, что не поддающееся рациональным объяснениям поведение принца — не его вина, а следствие тяжелой болезни, исподтишка разрушившей его разум.
Оборвал собеседник свой рассказ на полуслове, неожиданно прервавшись, словно только что осознав, где и перед кем раскрывал душу. На лицо его набежала привычная тень, в глазах поселилась ставшая уже неизменной ожесточенная грусть.
— У меня теперь лишь одна надежда, Эллери, — на прощание сказал он ей, поднимаясь из кресла. — Что ты носишь под сердцем сына Оркеса. Что от моих сыновей в этом мире останется след.
Она сумела выдавить из себя слабую полуулыбку, не в силах прямо сейчас развеять напрасные ожидания мужчины.
— Этого я пока не могу знать, Ваше Величество, — потупив взгляд, выдавила из себя спустя паузу, растянувшуюся на вечность.
Собеседник улыбнулся, вот только улыбка не коснулась его взгляда.
— Время покажет, что я надеюсь не зря.
После его ухода Эллери вновь ощутила раскаяние — на что только ей не приходилось идти, столько лжи и недомолвок окружали ее сейчас! Прежняя принцесса, наверное, задохнулась бы от удушающего чувства стыда. Но теперь угрызения совести были слишком дорогим удовольствием.
Сапфо до сих пор не приходил в себя. Или, по крайней мере, так сообщалось для всех. Ниньи ничего не спрашивала, а Эллери не желала рассказывать и вновь погружаться в ту атмосферу огненного безумия и ужаса, пусть даже только в воспоминаниях. Няня пыталась развлекать девушку разными новостями и неисчисляемым количеством рассказов из своей долгой жизни, молоденькая служанка вслух читала книги — оказалось, что ее научили этому в приюте при церкви. Это стало приятной неожиданностью и для принцессы, и для старой няни, которая под звонкий голос девчонки тихо вышивала в кресле, исподволь наблюдая за принцессой.
Один раз девушку навестил отец. Встреча эта вышла прохладной. От короля волнами исходило неодобрение и почему-то злость. Эллери благоразумно предпочла молчать, будучи неготовой к откровенному разговору по душам, который назревал давно. Принцесса давно смирилась с этой необходимостью, но сперва ей нужно было оправиться после болезни.
К счастью, на третий день наступило долгожданное улучшение. Как только об этом стало известно, король Гидеон объявил, что он отправляется на родину. Дела в государстве требовали срочного присутствия правителя, и дольше откладывать возвращение он не мог.
Эллери же стала частью другой семьи, пусть та теперь и состояла всего из двух человек. Нет, сама она как личность, как женщина не представляла никакого интереса для Триниса. Но пока существовала хотя бы мизерная вероятность появления на свет наследника, ее отсюда никуда не отпустят. Потому девушка понимала, что какое-то время ей предстояло провести здесь, в этом замке, пока всем вокруг не станет совершенно ясно, что никакого ребенка не будет. Но оставаться здесь на всю жизнь… Нет, делать этого девушка совершенно точно не намеревалась.
Старая няня воспринимала как само собой разумеющееся, что она останется вместе с принцессой, ухаживая за девушкой и не выпуская из поля зрения, — чтобы, не приведи небо! — та не исхитрилась попасть в новые неприятности.
Однако планы самой принцессы оказались несколько иными.
В день, когда ей стало известно о грядущем отъезде отца и всей прибывшей с ним свиты, она позвала к себе няню, готовясь к непростому разговору.
— Ниньи, — почуяв что-то неладное, та тревожно вскинула голову. — Ты должна будешь завтра отправиться домой вместе с отцом.
— Нет! — успел вырваться категоричный ответ, прежде чем принцесса успокаивающим жестом остановила дальнейший поток слов: — Не спеши гневаться, Ниньи! Только ты одна на целом свете можешь мне помочь сейчас.
— Я должна быть рядом с тобой, чтобы помогать! — хмурясь, возразила старая женщина.
— Мне нужна иная помощь, — опечалено качнула головой девушка. — Это вопрос жизни и смерти! И ладно бы, если б моих! Речь идет о Сапфо.
Произнесенное имя заставило няню на миг опустить глаза. Пользуясь передышкой, девушка уверенно зачастила:
— Помнишь, в детстве был мальчишка, с которым мы часто играли вместе? Кажется, Гансон, — подумав, с сомнением добавила она. — Это его тогда ранило черной стрелой.
Во взгляде няни забрезжило смутное воспоминание. Нерешительно женщина кивнула, настороженно ожидая продолжения.
— Пусть Норк отыщет его, слышишь? — при звуках имени внука на лицо няни набежала тень. — Надо узнать, что с ним произошло после нашего расставания! Как он пережил последствия ранения. И пережил ли их вовсе, — озвучивать эту мысль принцесса не собиралась, но губы опередили разум.
Взгляд Ниньи сразу же потеплел.
— Не печалься, девочка моя, — она утешающе сжала холодные ладони девушки. — Я уверена, что Сапфо будет жить. И уж тем более какие-то старые раны не станут ему в том помехой.
Эллери промолчала. Няня просто не видела обезображенную руку мужчины, не знала, что последствия ранения оказались куда серьезнее, чем мог кто-либо вообще предполагать. Она не желала себе в этом признаваться, но где-то в глубине души крепло страшное подозрение, что от яда черных стрел невозможно избавиться, и рано или поздно он уничтожит своего владельца лабиринтами прожорливых черных нор под кожей.
— Береги себя, Ниньи! — поддавшись неожиданному порыву, проговорила девушка на прощание, крепко сжимая пальцами сухощавую узкую ладонь няни.
