Что ж, вполне логично. Человек – существо любознательное. Значит, обязательно подойдет посмотреть, что высечено на каменном указателе.
Пока Леонид предавался созерцанию и делал первые умозаключения, Оля, не колеблясь ни секунды, потопала прямиком к основательно поросшему мхом менгиру.
– Осторожно!
– Думаешь, волки и здесь засаду утроили? – девушка беззаботно рассмеялась. – О, иди сюда! Глянь, чего тут написано. Не врут сказки…
Леонид подошел ближе.
«Путник, остановись и внемли! – гласила надпись, тщательно высеченная на гладкой поверхности. Древнескандинавскими рунами! – Пойдешь направо – голову потеряешь. Налево пойдешь – женат будешь».
– А в чем альтернатива? – усмехнулся Бурый.
– То есть? – удивилась Оля.
– Ну так факт женитьбы подразумевает потерю разума, то бишь – головы. Соответственно оба маршрута предлагают одинаковый финал. Не вижу принципиальной разницы.
– Почему же, – девушка картинно подбоченилась. – Настоящий мужчина может еще расколотить лоб, пойдя прямо… Попробуешь? Для разнообразия.
– Оль, ты чего? – опешил Леонид. – Разозлилась… Я ж пошутил.
– Все вы тут шутники. Как на подбор, – огрызнулась девушка. – Вот для кого эта надпись?
– В смысле? – Леонид окончательно утратил суть разговора. – Для путников, естественно. Звери читать не умеют…
– Для людей, значит?
– Ну да… Оля, объясни проще. К чему ты клонишь?
– Мужчина, а вас не смущает тот факт, что ровно половина людей не женится, а замуж выходит? – топнула ногою девушка.
– А-а-а, – дошло до Леонида. – Вот ты о чем… Ну, извини. Это только теперь равноправие, а в старину место женщины было только рядом с мужчиной. Так что держись поближе… – попытался свести все на шутку.
– Не боишься? – Оля изобразила зверский оскал.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне наставник Гольдберг объяснил, что равные с мужчинами права имеют вдовы!.. И я, кажется, начинаю понимать, откуда у викингов такая запредельная пассионарность.
– И откуда?
– Потому что их жены воевать спроваживали. Вернется муженек с добычей – хорошо. А погибнет – так вдова хоть как человек заживет. Просекаешь фишку?
Разумно решив, что женщину все равно не переговорить, Бурый пожал плечами и двинулся вдоль едва заметной тропинки.
Размяв мышцы и подышав насыщенным лесными ароматами и хвоей воздухом, Леонид почувствовал себя гораздо бодрее. Посох из ямы достал быстро, топор даже искать не пришлось – лежал там, где его бросили. В общем, прогулялись с пользой. Совместив, так сказать, полезное с приятным. Вот только не учли, что в лесу темнеет быстрее, а сгущающаяся тьма не столько придает романтики, сколько вызывает тревогу. Слишком свежи еще в памяти вчерашние напасти. И когда неподалеку ухнул филин, Оля непроизвольно прижалась к парню.
– Страшно?
– Не очень, но ночь эта особенная.
– И чем же?
– Шабаш у ведьм нынче. На Лысой горе…
– Я тебя умоляю. Оля, ты в каком веке живешь?
– А мне кажется, это ты, Лёня, забыл, что третье тысячелетие осталось по ту сторону компьютера. Здесь – темные века. И значит, самый разгар мракобесия… Но я вообще-то о другом сказать хотела. По преданию, именно сегодня, в полночь расцветает папоротник… Вот бы увидеть.
– Суеверие и опиум для народа.
– Может быть. Но если это брехня, то почему ее до сих пор не разоблачали всякие фомы неверующие?
– Потому что красивая сказка, вот и прижилась.
– Сказка, значит? – в голосе Оли зазвенело торжество. – А это что, по-твоему? Мираж?
– Охренеть! Нет, так не бывает… – Леонид остановился.
Чуть в стороне от тропинки, среди зарослей, отчетливо мерцал красноватый огонек. Очень похожий на сигаретный.
– Курит кто-то? Может, Травник? Эй! Кто здесь?!
Огонек на оклик не отреагировал. Зато возмутился дремлющий лес.
Что-то затрещало в кустах справа. Ухнуло и хрипло застонало за спинами. А вслед сорвалась с ветки и, тяжело хлопая крыльями, едва не задев шляпу, наискосок пронеслась большая птица… В кустах опять заворочались и заворчали.
Оля тихо пискнула и попятилась.
Если честно, Бурому тоже стало немного не по себе. Но кто стал бы вспоминать об опасности, глядя на такое великолепие! То бледно-розовый, то ярко-алый огонек пульсировал, словно в такт биению сердца, и звал к себе.
Стараясь не вспугнуть чудо, Леонид осторожно шагнул вперед. Громкий хруст сухого хвороста немедленно выдал всю тщетность его стараний. К счастью, огонек при этом даже ритм мерцания не изменил.
– Он нас не боится, – прошептала Оля, крепко сжимая руку парня.
– Или не видит, – так же шепотом ответил Бурый. Потом остановился и произнес, задумчиво теребя кончик носа: – Оля, мы идиоты?
– Не обязательно…
– Так какого рожна мы к цветку подкрадываемся? Он что, убежать может?
– Не знаю… Но легенды сказывают, что цветок не каждому в руки дается. А только тому, кто чист помыслами…
– Ну да, – хмыкнул Бурый. – И ничто так наглядно не демонстрирует эту самую чистоту души и намерений, как попытка подобраться незамеченным и застать цветок врасплох.
– Гм, а и вправду… Я как-то не…
– Эй, цветочек аленький! – громко произнес Леонид. – Если хочешь – прячься, потому что я пришел за тобой! – и, больше не пытаясь скрываться, потопал прямиком на огонек.
Огонек предупреждению не внял. Больше того, как показалось Оле, замерцал еще ярче.
Леонид остановился перед кустами папоротника, на одном из побегов которого сиял самый настоящий пламенный цветок. Протянул к нему руку, осторожно прикоснулся – и едва успел поймать в кулак стремительно рванувшийся прочь огонек.
Схватил и… грустно рассмеялся.
– Это жук, Оленька. Самый обычный светляк. Эх, опять обманули… Не получится у нас клад отыскать.
– А очень нужно?
– Витьке бы отдал, – как будто ответ подразумевался сам собой, не задумываясь ответил Бурый. – Он виду не подает, а сам жутко переживает. Мама в больнице все-таки…
– Мама… – задумчиво повторила Оля, привстала на цыпочки и поглядела парню в глаза. – А ты не торопись отчаиваться. Ведь точного описания волшебного цветка нет. Упоминается только красный огонек, который не обжигает и не всякому дается в руки. Что из перечисленного нам не подходит?
– Ну да, ну да… – забормотал тот, глядя на притихшего в его пальцах светляка. – Полумеры нигде не популярны. Либо веришь, либо в воду не суйся… – Потом сунул жучка в кармашек пояса. – Спасибо…
