Так продолжалось вплоть до Москвы. В Москве братьев ждала радостная весть: их со своей дружиной встречал племянник Юрий, которого новгородцы изгнали после очередной ссоры. Это были опытные и надёжные воины, которых в своё время подбирал и обучал сам Андрей Боголюбский.
Михаил так обрадовался появлению племянника, что нашёл в себе силы сесть за стол. Все весело шутили и смеялись, когда неожиданно вошёл гридь и сообщил, что племянник Ярополк со своим войском приближается к Москве.
— Трубите сбор, немедленно выступаем! — приказал Михаил и стал надевать военное снаряжение.
— Брат, останься в тереме, мы сами справимся, — пытался уговорить его Всеволод, но Михаил был непреклонен:
— Сам поведу в бой воинов, сам добуду Владимир!
Войско быстро построилось в походную колонну и двинулось по владимирской дороге. И тут случилось непредвиденное: войска Михаила и Ярополка разошлись в безбрежных лесах. Когда об этом доложили Михаилу, он приказал:
— Продолжаем двигаться к Владимиру, а Ярополк пусть плутает там, где заблагорассудится!
Но Ярополк, поняв свою ошибку, не стал медлить и послал нарочного к брату Мстиславу: «Михалко болен, несут его на носилках, и дружины у него мало; я иду за ним, захватывая задние его отряды, а ты, брат, ступай поскорее к нему навстречу, чтобы он не вошёл во Владимир».
Мстислав, получив это известие, тотчас поднял дружину и выехал из Суздаля. Он мчался так стремительно, что дружина еле успевала за ним. Наконец в пяти вёрстах от Владимира он сумел настигнуть Юрьевичей. Те не ожидали появления противника и пришли в некоторое замешательство.
— Гляди! — крикнул Мстислав воеводе Давиду Борыничу. — Они уже бегут! Нападаем немедленно и растреплем их в пух и прах!
— Князь, — пытался урезонить его старый воевода, — половина дружины в пути, люди устали. Давай подтянем все силы, тогда и ударим.
— Нельзя медлить! Михалка перестроит своё войско, тогда его не взять! — в запальчивости ответил Мстислав, выехал перед своей дружиной и, гикнув, кинулся на неприятеля.
Как пишет летопись, воины Мстислава бросились вперёд со страшным криком, словно хотели пожрать войско Михаила. Но отвага эта оказалась непродолжительной. Когда с обеих сторон полетел рой стрел, Мстиславова дружина, даже ни разу не схватившись с противником, бросила стяг и побежала. Юрьевичи взяли много пленных. Взяли бы и больше, но многих спасло то, что победители не могли различить, кто свои, а кто чужие. Мстислав убежал в Новгород, а Ярополк в Рязань; мать их и жёны попали в руки владимирцев. Михаил и Всеволод с честью и славой вступили во Владимир.
Однако победного пира братья решили пока не устраивать: неизвестно было, как поведут себя Суздаль, Ростов и Рязань. Но скоро явились послы от суздальцев и сказали Михаилу: «Мы, князь, не воевали против тебя с Мстиславом, а были с ним одни наши бояре; так не сердись на нас и приезжай к нам». Михаил поехал в Суздаль, оттуда — в Ростов, на вече городов был заключён мирный договор, который подкреплялся крестным целованием.
Ростов и Суздаль просили в князья себе Всеволода, но Михаил решил ещё раз унизить их и направил в эти города своих посадников; Всеволоду же он дал Переяславль, всегда выступавший на стороне Юрьевичей.
Оставалась Рязань. Михаил собрал свои полки и двинулся против непокорного города. Однако на дороге он встретил послов от князя Глеба, которые сказали:
— Князь, Глеб тебе кланяется и говорит: я во всём виноват и теперь возвращаю всё, что взял у шурьёв своих Ростиславичей, всё, до последнего золотника.
И точно, возвратил всё. Вернулась во Владимир и главная сокровищница и святыня города — икона Богородицы.
По приказу Михаила были схвачены и привезены во Владимир убийцы Андрея Боголюбского — Яким Кучкович, Пётр, Анбал и Ефрем Мойзович. Всем им отрубили головы и бросили в озеро; с тех пор это озеро стало называться Поганым, такой смрад распространялся от него по округе.
Только повергнув всех своих врагов, Михаил созвал соратников на торжественный пир. Гридница в княжеском дворце была заполнена священниками, боярами, купцами, дружинниками и знатными ремесленниками. Все чествовали князя Михаила. Первым выступил епископ Ростовский Феофил:
— Захотели бояре Ростова и Суздаля свою правду поставить и не пожелали исполнять правды Божией, говоря: «Как нам любо, так и сделаем: Владимир — пригород наш». Но подивимся мы чуду новому, великому и преславному, как защитила город свой матерь Божия от великих бед и граждан своих укрепила. Не побоялись тогда они страха, не побоялись двоих князей и бояр их, не посмотрели на их угрозы. Семь недель прожили без князя, положивши свою надежду на снятую Богородицу и на свою правду. Люди новые, худые владимирские, уразумели, где правда, стали за неё крепко держаться, сказали: «Либо Михаила князя себе добудем, либо головы свои сложим за святую Богородицу и за Михаила князя». И вот утешил нас Бог и святая Богородица: прославлены стали владимирцы по всей земле за их правду.
Затем говорили бояре и купцы, чествуя князя Михаила. Всеволод внимательно слушал, вникал в их речи, исподтишка рассматривая облик и одежду знатных людей. Отличны они были от жителей Византии. Там ходили в туниках, тогах, долматиках, палиях, а на ногах сандалии и башмаки, редко сапоги, бороду коротко подстригали, а порой начисто брили лицо. Здесь суровый климат заставлял кутаться в тёплую одежду: в кафтаны, пиджаки, шубы и тулупы, штаны, под которые зимой надевали подштанники, а на ноги — сапоги и валенки, окладистая борода считалась украшением мужского лица. Уважались люди дородные, лицом румяные; чтобы казаться полными, иные надевали на себя как можно больше одежды. Люди вели себя вольно, движения их были размашисты, поступки либо сдержанные, либо необузданные, в почёте были рассудительность и осмотрительность, но иногда славилась лихость и удальство в расчёте на авось... Всеволод впитывал в себя новые обычаи и нравы, уже зная наверняка, что придётся жить здесь до конца своей жизни.
Некоторые знатные люди пришли на пир с семьями. И вот заметил Всеволод на себе робкий, испытующий женский взгляд. Пригляделся и увидел, что исподтишка наблюдает за ним молоденькая девушка, не старше шестнадцати-семнадцати лет. Милое, привлекательное личико с голубыми глазками. Его, видавшего на юге только тёмные глаза, особенно влекли светлоокие девицы. Ему было немного больше двадцати, и он не выдержал, стал отвечать на её призывные взгляды. Наконец они стали тайком улыбаться друг другу. Всеволод заметил, как девушка наклонилась к сидящей рядом женщине, как видно матери, и стала что-то шептать ей на ухо. Потом, бросив многозначительный взгляд на него, вышла из гридницы. Всеволод — за ней.
Она стояла на крыльце и вроде бы заинтересованно смотрела куда-то вдаль. Он понимал состояние её души, поэтому был осторожен и сдержан. Чуть приблизившись к ней, сказал:
— В гриднице душно. Так хорошо постоять и подышать свежим воздухом.
Она переступила с ноги на ногу, ничего не ответила.
